Встретив промелькнувшего где-нибудь в коридоре преподавателя права Гарри Джея Хэкни, вы решите, что это незаметный человечек. Поверьте мне — это впечатление обманчиво. Студенты стонут и жалуются, что он очень строг и требователен, за исключением тех редких случаев, когда он вдруг соблаговолит спуститься по длинной винтовой лестнице в шум и гам аудитории.
Голова его по форме напоминала яйцо, сразу над довольно большими ушами начинался пушок. Если на улице не было дождя, этот пушок, легкий и похожий на дымку, гордо противостоял порывам ветра. Но сейчас пушок был мокрым и свешивался на плечи как лапша.
Я всегда знал, что у него тонкие кости и костлявые плечи, но не знал, насколько они костлявы, я не знал, что у него пивной животик, словно приставленный к нему. Я знал, что обычно он играет в сквош в десять утра, чтобы быть в форме.
Было уже 11:07 и я прокрался в мужскую раздевалку. Как только убежал его напарник — студент-химик выпускного курса из Англии, я зашёл внутрь и облегчённо выдохнул: я был весь потный, вонючий, исцарапанный. Моя одежда находилась в ещё более плачевном состоянии. Бочком, бочком я прокрался в душ.
— Гарри, Гарри, — зашептал я.
— А? Что? — повернулся он на голос. Он потёр глаза и, отфыркиваясь, прищурился близорукими глазами. Он почти не видел без очков. — Кто это?
— Дэвид Голдберг. Библиотекарь.
— А, Дэвид. Ну и видок у тебя!
О да — и я влез в соседнюю кабинку. В спортзале прекрасные душевые, сам душ висит высоко, вода льётся свободно. От удовольствия я даже зафырчал.
— Ну, хорошо?
— Боже, да! Как я мечтал о душе!
— Ага, понимаю.
— Как игра? — задал я вежливый вопрос. Надо было установить контакт.
— Супер! Этот английский чертёнок на 40 лет меня младше, а я его вздрючил. Вздрючить кого-то — это классно, Дэвид.
— Гарри, мне надо с тобой поговорить.
— Говори, — и он с энтузиазмом принялся намыливать самые интимные места.
— У меня проблемы с законом.
— Деньги есть?
— Ну… у меня в кармане баксов 20–30.
— Дэвид, дорогой мой, когда я брошу этот университет и начну заниматься правом, я буду брать 450 долларов в час. Ужасная сумма, да? Ужасная, но мне нравится.
— Гарри, прекрати шутить. Помоги мне.
— Как?
Тут он принялся тщательно мыть свои причиндалы, что-то тихонько мурлыкая себе под нос.
С чего начать? Как объяснить? Что мне говорить?
— Я попал в какое-то дурное кино, — выдал я наконец. И начал рассказывать про фильм Вуди Аллена, про то, как романтическое душещипательное кино постепенно превратилось в какой-то совершенно невообразимый триллер, в котором меня преследуют садисты. «Раньше, когда я смотрел такие фильмы, я думал: «Дурак! Звони скорее 911!» А почему же я сам не пошёл в полицию? Но ведь они сами — полиция, ну, или не полиция, но Министерство внутренней безопасности. Собственно говоря, та же полиция, кажется, да? И она сказала мне, что они — полиция. Я решил поговорить с адвокатом. Это было уже разумнее, потому что разговаривать с полицией без адвоката нельзя. Но я знаю только агентов по работе с недвижимостью — они присутствовали, когда я запирал дом, который продал — и адвоката, который передал все деньги, вырученные от продажи дома, адвокату моей жены. Помоги мне, а?»
— Ладно, посмотрим, — наконец-то моя проблема хоть чуть-чуть его заинтересовала. Он вошёл под струю и принялся смывать с себя мыло. — Сейчас пойдём в кабинет.
— Нет! — воскликнул я. — Они следят! — Господи, я говорил как настоящий псих. — Ну, может быть, они следят, а твой кабинет прямо напротив моей библиотеки. Думаю, они обязательно наведаются в библиотеку.
— Ну, хорошо, — сказал он точно таким же тоном, каким я говорил с заслуженным преподавателем физики, когда тот садился у меня в библиотеке под стальными балками, потому что они мешали вражеским радиоволнам.
Вытершись, мы начали одеваться. Он поглядел на мою одежду, потянул носом воздух. Я попытался объяснить: «Они следят, я же говорю. И за моим домом следят. Нет, может быть, и не следят, но проверять мне как-то не хочется».
— Жди здесь, — скомандовал он и натянул штаны.
