– Соглашусь, точно подмечено, – говорит Закери. – Однако ж придумка с театром, которой ты занимаешься, не так уж от этого далека.
– Ей надо в игры полегче, для начинающих, – деловито говорит Кэт, и между глотками коктейля, финиками, обернутыми в бекон, и шариками жареного козьего сыра, которые надо макать в лавандовый мед, они набрасывают список тех игр, которые могли бы прийтись Лекси по вкусу, хотя та только глаза закатывает, слыша, что на некоторые, чтобы пройти их до конца, нужно убить часов сто.
– Это безумие, – вздыхает она после глотка виски с лимонным соком. – Вы хоть когда-нибудь спите?
– Спать – это для слабаков, – отвечает Кэт, одно за другим записывая на салфетке названия игр.
Где-то у стойки падает на пол поднос с напитками, и они дружно вздрагивают.
– Надеюсь, это не нам она их несла, – говорит Лекси, через плечо Закери глядя на поднос на полу и смущенную официантку.
– В игру надо вжиться, – Закери, когда они возвращаются к разговору, поднимает тему, которую уже обсуждал с Кэт. – И гораздо надольше, чем в книгу, кино или спектакль. Ты же понимаешь, в чем разница между событием, протекающим в реальном времени, и временем, например, романным. Из романа выбрасываются всякие скучные подробности, действие там сжимается. Тогда как в долгосрочную ролевую игру заложены особенные возможности, она дает время побродить по пустыне, или переброситься словцом со встречным, или подзадержаться в пабе. Конечно, это не то, что настоящая жизнь, но позволяя обойти, например, окрестности, игра гораздо к ней ближе, чем фильм, телешоу или роман.
Эта мысль, на фоне недавних событий и выпитого, вызывает легкое головокружение, и Закери, извинившись, отправляется в туалет.
Однако ж там викторианский рисунок обоев, многажды повторившись в зеркале, зовет в бесконечность, и легче ему ничуть не становится. Он снимает очки, кладет их рядом с раковиной, плещет холодной водой себе в лицо.
Смотрит на свое размытое, влажное отражение.
Олдскульный джаз, который снаружи звучит негромко и очень приятно, в этой маленькой комнатке оглушает, и Закери кажется, что он валится вниз, сквозь время.
Расплывчатый человек из зеркала смотрит на него и, похоже, сбит с толку не меньше.
Изо всех сил стараясь взять себя в руки, Закери вытирает бумажным полотенцем лицо. Как только он надевает очки, все детали становятся чрезмерно отчетливыми: медь дверной ручки, подсвеченные бутылки за стойкой бара. Он возвращается к столику.
– Тут какой-то тип на тебя пялился, – говорит ему Кэт, когда он усаживается. – Вон тот – ох, надо же, он, похоже, ушел. – Она оглядывает бар и хмурится. – Вон там он сидел, в углу, сам по себе.
– Очень мило с твоей стороны сочинить мне мифического поклонника, – отвечает Закери, отпив из второй своей порции коктейля, которую принесли, пока его не было.
– Нет, он был! – протестует Кэт. – Я не выдумываю, подтверди, Лекси!
– В углу точно кто-то сидел, – кивает та. – Но я понятия не имею, пялился он на тебя или нет. Мне казалось, он книжку читал.
– Вид у него был печальный, – говорит Кэт, еще раз озирая помещение бара, но потом меняет тему. Закери мало-помалу увлекается разговором, а за окном снова начинается снегопад.
Оскальзываясь на раскатанном льду, они возвращаются в студенческий городок и расстаются в пятне света от уличного фонаря, там, где Закери надо свернуть на кривую улочку, которая ведет к общежитиям аспирантов. Он улыбается, слыша, как замирает в отдалении их болтовня. Снежинки ложатся ему на волосы, липнут к стеклам очков. У него возникает чувство, что за ним наблюдают, он оглядывается через плечо, но видит только снег, и деревья, и красноватое зарево в небе.
У себя в комнате Закери, с затуманенным после коктейлей сознанием, возвращается к “Сладостным печалям” и принимается читать заново, но после двух страниц сон одолевает его, и книга, закрывшись, падает ему на грудь.
Утром он первым делом видит ее и, не дав себе времени подумать, сует книгу в портфель, облачается в пальто и сапоги и идет в библиотеку.
– Елена здесь? – спрашивает он джентльмена за кафедрой книговыдачи.
