«11 ноября 1942 года. СПРАВКА. СССР. НКВД. Управление Карагандинского исправительно-трудового лагеря. Второй отдел № 22/203342.
Дана АГРАНОВСКОЙ Фане Абрамовне, год рождения 1899, в том, что она с 17 июля 1937 года по 11 ноября 1942 года содержалась в местах заключения НКВД СССР и освобождена с прекращением дела.
Справка видом на жительство не служит. При утере не возобновляется.
Зам. нач. Управления Карлага НКВД, мл. лейтенант госбезопасности (Игнаткин)
Зам… нач. ОУРЗа Карлага НКВД, лейтенант госбезопасности (Монарх)»
Выдают ей и разрешение на проезд от станции Карабас до станции Ачинск Красноярской железной дороги. Там ее уже ждал Абрам Давидович Аграновский, счастливый и довольный возвращением жены.
Казалось бы, конец драме? Но не тут-то было. Сын Аграновских Валерий пишет в своей книге:
«С 17 июля 1937 года начались страдания моей мамы в „местах заключения НКВД СССР“, 11 ноября 1942 года, следует считать, маму освободили „из места заключения с прекращением дела“.
Так думаю я. Но не думает так мама и, смею обобщить, весь наш народ. То, что одной датой начались испытания и горе людей, а закончились другой датой — момент формальный. О печальной истории моих родителей можно сказать только то, что пролог завершен, но эпилога еще не было. Занавес опускать рано. Ведь это был всего лишь сорок второй год, до смерти Сталина (о чем даже подумать было невозможно) мы все прожили вместе со всей страной долгих одиннадцать лет. Еще настежь были открыты ворота ГУЛАГа, еще лилась кровь и на фронте, и в тылу, и в лагерях.
Правдой было бы сказать и то, что до ареста моих родителей бушевал всеобщий страх репрессий, как он был и после нежданной реабилитации. Режиссер не ведал усталости, занавес всегда был поднят».
И далее:
«В самом деле: сотни тысяч, если не миллионы людей, совершенно безвинных, остались там, откуда чудом вернулась мама, и муки этих людей были продлены еще на долгие годы, как минимум, до середины пятидесятых годов».
И сталинизм вовсю процветал! После возвращения Фани Абрам Давыдович посылает письмо редактору «Правды» П.Н. Поспелову. Так, мол, и так, прошу вновь принять на работу, квартира в Москве имеется. Ответ пришел только через несколько месяцев, адресован в редакцию «Красноярского рабочего»:
«Вызвать в Москву не можем.
Поспелов».
Да, в то время АД. Аграновский ушел из аппарата крайкома партии в редакцию газеты «Красноярский рабочий». Творческим людям трудно, даже невозможно было трудиться в крайкоме партии, где процветали бюрократизм, взяточничество, низкопоклонство и лицемерие. Аристов нехотя отпустил Аграновского, хорошо понимая его стремление к правде и творчеству.
В «Красноярском рабочем» А.Д. Аграновский проработал до 1946 года. Его полностью реабилитировали, восстановили в партии.
Можно было возвращаться в Москву! Фаня с радостью упаковывала небогатый скарб. «Зэковскую телогрейку возьмешь с собой?» — спросила Абрама.
— А как же! — отвечал он. — Ничего нет теплее на свете. И в Москве пригодится.
Его взяли в журнал «Огонек». Он часто ездил по командировкам, много писал о Сибири. В одной из командировок в июне 1951 года Абрам Давыдович неожиданно умер. Сердце не выдержало больших житейских невзгод, напряженного труда журналиста. Некролог о его кончине подписали А. Сурков, А. Чаковский, Б. Горбатов, Б. Полевой, М. Светлов, А. Бек, С. Смирнов и другие известные писатели.
«Все люди заменимы, незаменимых не бывает только в журналистике, литературе, искусстве», — любил повторять Абрам Давыдович. Да, он был незаменимым и остался таким. Потому что эстафету пера отца подхватили его сыновья Анатолий и Валерий, которые тоже стали незаменимыми, видными журналистами СССР. Все знают Анатолия Аграновского как спецкора газеты «Известия», Валерия Аграновского — как сотрудника газеты «Комсомольская правда». Их отец порадовался бы за них, ибо они стали вершинами советской журналистики в 60–80 годы. Конечно, этому в немалой мере способствовал личный пример их отца — отличного журналиста Абрама Аграновского. Но не стоит забывать и мать Аграновских — Фаню Абрамовну, которая создавала и поддерживала в семье творческую обстановку, вовремя кормила и поила их, засиживалась допоздна, а то и всю ночь, печатая на машинке злободневные проблемные статьи и очерки сыновей. Она пронесла через всю жизнь свою любовь к ним, к своему мужу, не отказавшись от него в самый тяжелый для него час, когда его объявили «врагом народа». Ни в чем не виновная, она достойно несла бремя заключенной Карлага, выдержала, выстояла все испытания. И преодолению трудностей она научила своих сыновей, которые впервые в советской журналистике стали писать горькую правду о нашей действительности.