Я многого о себе не знаю. Не помню, если быть точной. Я веду дневник, но последние несколько десятков лет мне нечего в него записывать. Я пишу о людях, с которыми знакомлюсь или встречаюсь взглядом по пути на работу, о животных, которых вылечила, о городах, в которых жила. Пишу обо всём, что не касается меня лично. Изредка я перечитываю свои записи, хранящиеся в нескольких толстых блокнотах, которые я называю дневниками. Коробку с ними и с фотографиями я перевожу из одной квартиры в другую. Это моё единственное сокровище, которое связывает меня с прошлой жизнью, не считая бархатной бабочки Стефана, оставшейся целой после аварии. Эта коробка бесценна, никто и никогда не видел её.
Я часто перечитываю записи, помеченные восклицательным знаком или цветным стикером. Именно эти записи имели для меня значение в тот момент, когда я оставляла их в дневнике. Их накопилось мало. Очень мало. Историю смерти Стефана и родителей я перечитываю каждый год, иногда переписываю из-за недолговечности бумаги. Я могла бы завести электронный дневник, но я включаю свой ноутбук только для того, чтобы послушать музыку или посмотреть фильм. Электроника уже настолько совершенна, что я не знаю, как ею пользоваться. Сейчас популярны портскрины. Это мобильные телефоны с индивидуальным дизайном, выполняющие бесконечное количество функций, начиная от отправки сообщений и заканчивая управлением дома. Скачать программу на любой вкус можно в интернете. Людям нравится свобода действий, хоть и виртуальных. Я родилась в конце двадцатого столетия, а значит, морально устарела и не гожусь для подобных развлечений. Покупать дорогостоящий портскрин только ради того, чтобы вносить в него свои «бумажные» записи, было бы глупо.
Дневники спасают меня, напоминают о настоящем возрасте. С каждый разом записи становятся грамотней и интересней по содержанию. Я люблю приукрашать речь, использовать стилистические обороты и художественные тропы. Иногда я пишу короткие рассказы о том, что видела за окном, и даю им названия. Не жалею, что получила филологическое образование. Недавно прочитала запись из личного дневника шестидесятилетней давности о том, что я мечтала стать писательницей, и это неудивительно, ведь у меня была большая тяга к письму. В свободное время я пишу, как говорится, «в стол». Кто знает, может, мне бы удалось прославиться, но я должна прятаться в тени, чтобы не стать подопытным кроликом. Ненавижу то, что происходит с моим телом, с моими чёртовыми клетками, старение которых замедлилось. Этому у меня есть только одно объяснение — стресс, полученный после смерти Стефана. Именно тогда мой организм перестал стареть.
В отдельном дневнике я описываю тяготы бессмертия (хотя это явление правильней было бы назвать иначе, ведь я не уверена, что никогда не умру). В первом пункте значится склероз. Он присущ пожилым людям, поэтому его наличие вполне объяснимо, ведь мне уже восемьдесят два года. Память давно не резиновая. Например, я уже не помню, что для меня значил обычный съёмочный день, а ведь что-то же значил, раз я написала о нём и приклеила на листы с текстом стикеры. В следующей записи сказано о премьере фильма «Рельсы судьбы», на которой я отказалась присутствовать, сославшись на болезнь и постельный режим. Давние воспоминания в конечном итоге перестают нести смысл, но я всё равно продолжаю вести дневник. Я всегда пишу о городах, в которых жила, чтобы по ошибке не вернуться в них снова. Город, как и фамилию, я меняю примерно каждые десять лет.
Интересно, что моменты и события, не касающиеся моей жизни, я прекрасно помню, и у меня нет необходимости напоминать себе, в какой стране живу, кто ею правит, и какая сейчас музыка популярна. Я помню все просмотренные фильмы, каждую прочитанную книгу и бездомного животного, встретившегося на моём пути, но я всё равно пишу об этом из-за отсутствия других событий. Периодические забывания я оправдать могу, но чувство некой опустошённости необъяснимо, как будто мой внутренний сосуд наполовину пуст, как будто есть события, которые я должна помнить. Как бы я ни напрягала память, мне не удаётся восстановить утерянные картинки.
