Я ненавижу спать. Сон отнимает много времени.
Я ненавижу время, потому что мне некому его посвящать.
Заголовки местных газет гласили: «Брендон Хайд пытался избавиться от своих дорогостоящих искусственных глаз. Этот поступок он объяснил тем, что не хочет видеть мир без неё! Кто же та таинственная незнакомка, из-за которой программист из Коннекта чуть не лишился зрения?».
Я покупала эти злосчастные газеты с изображением Брендона в полный рост и рвала их на мелкие кусочки, потому что статья разрывала мне сердце. Фотографию я оставляла себе. В ящике у меня организовалась целая стопка вырезок. Я выбросила их все перед отъездом в Мираж, кроме одной, которую забрала с собой…
— Ева, вернись! Я не хочу видеть мир без тебя, — пытался сказать мне Брендон своим отчаянным поступком, но я не вернулась.
Я в его машине. Его печальное лицо вперемешку со злостью и обидой смотрит на меня украдкой в зеркало заднего вида. Та песня, которую он поставил на повтор, чтобы задеть мои чувства, была нашей любимой. Мы всегда слушали её, когда проводили время вместе. Брендон знал, что я не притворяюсь, что я действительно не узнала его. Он верил в мои рассказы, что я не старею, а если и сомневался, то убедился в этом, когда увидел меня. Я никогда не изменюсь, никогда не увижу Брендона снова. Никогда. Никогда…
Я проснулась в холодном поту. Касси открыла глаза вместе со мной и уткнулась мордочкой мне в шею. Её мокрый нос немного взбодрил. Меня больше напугало не то, что я видела во сне, а то, что он вообще мне приснился. Конечно, обрывистые картинки сложно назвать сном, но даже подобной роскоши я давно лишилась. Это не похоже на правду. Возможно, разыгралось моё больное воображение. Вчера я много думала о Брендоне, а сейчас сознание подкинуло мне ещё парочку воспоминаний. Инцидент с глазами, который получил огласку на весь Коннект, я хотела бы поскорей забыть, но, видимо, невозможно стереть из памяти тот ужас, причиной которого была я. Там, где я, там и разрушение. Может, для этого мне была дарована долгая жизнь? Мне не нравится быть причиной хаоса. Мне не нравится, но я всё же встаю с кровати и собираюсь наведать Оливера, чтобы решить дальнейшую судьбу соседей по дому.
Умывшись, надев легинсы и тунику и позавтракав омлетом, я вышла из дома, в котором было тихо, как в музее. Невежливо тревожить людей ранним утром, но Оливер говорил, что я могу прийти к нему в любое время. Ещё бы он мне так не сказал. Получение половины моей прибыли — не самая пыльная работа.
Оливер оставил мне свой адрес. Если я не ошибаюсь, его дом находится на следующей улице в сторону выезда из посёлка. Здесь так спокойно, что я довольствуюсь тишиной, к которой быстро привыкаешь после шумного Коннекта. Чтобы перейти дорогу, не нужно опасаться, что станешь свидетелем столкновения машины с силовым полем на светофоре. Здесь, в посёлке, ездят только местные машины, поэтому никогда не бывает пробок, по крайней мере, так было раньше.
Кто-то уже не спит. Из дома, отделанного бардовым кирпичом, раздаётся музыка в стиле рок. Этот дом кажется мне знакомым. Он без забора, а во дворе много цветов и садовых фигур. Я повернула голову, чтобы на ходу рассмотреть элементы декора. Этот дом притягивает внимание, и он принадлежит Каю. Не успела я об этом подумать, как ко мне подкрался пёс с длинной золотистой шерстью. Он встал на задние лапы и радостно завилял хвостом. Его лапа больше не перевязана. Я улыбнулась псу и погладила по голове. Он стал скулить и бегать вокруг меня. Я попыталась его остановить, но он счёл это за игру и забегал ещё быстрей, отчего у меня закружилась голова.
— Джонни! — крикнул мужской голос, который невозможно забыть. — Домой, парень. Ты перебудишь всех соседей!
— Ты своим криком сам всех перебудишь, — пробурчала я себе под нос и присела на корточки, чтобы быть с Джонни на одном уровне. — Беги домой.
Пёс смотрел то на меня, то в сторону окна, откуда раздался голос. Кай кричал из дома, поэтому мне нужно поторапливаться, пока он меня не заметил. Я похлопала Джонни по спине, подталкивая его к дому. Он последний раз поставил мне лапы на колени, и я встала.
