Рейчел, которая только что показывала выставку мэру и двум членам городского совета, не знала, куда девался Тил.
– Душенька, – проговорила Лоретта, рассеянно озираясь по сторонам, – по-моему, у нас слишком много жареных цыплят. Ничего, кроме жареных цыплят и пеканового пирога, – какая жалость!
Рейчел окинула взглядом длинные складные столы, одолженные у епископальной церкви, и поняла, что Лоретта права. По какому-то странному стечению обстоятельств все принесли на праздник жареных цыплят и сладкие пироги – свои самые любимые и самые дорогие блюда, и почти ничего другого. – Разве ты предварительно не составила список? Не распределила заранее, кому что принести?
Из задних дверей конторы вышла разгоряченная толпа, и Лоретта быстро убрала с прохода блюдо с жареными цыплятами, бросив на Рейчел виноватый взгляд.
– Тил ничего не сказал мне об этом. Зато сегодня изрек: «Не огорчайся, все уладится. Тебе еще повезло, что они не принесли вершков от репы». Но, Рейчел, все эти детишки будут маяться животами, а их матери ругать меня! Только цыплята и пекановые пироги – нет, лучше мне уйти отсюда, пока не поздно. – Не делай этого, – поспешно сказала Рейчел, беря Лоретту за руку, которая оказалась испачканной жиром. В своем роскошном наряде с накладными плечами в стиле сороковых годов Лоретта выглядела великолепно, словно сошла со страниц «Вог», но Рейчел никогда не видела ее в такой растерянности.
Лоретта пыталась приглядывать за толпами детей, черных и белых, которые носились между легковыми машинами, грузовиками и столами для пикника.
– Тил превращает мою жизнь в кошмар. «Учись быть женой политика, – говорит он мне, – это будет для тебя хорошей практикой. Представь себе, что участвуешь в моей избирательной кампании». Уфф, – фыркнула она, – он просто перекладывает все хлопоты на меня!
– Но ты же знаешь, что Тил прав. В любой организационной работе, общественной или политической, есть своя кухня: устройство различного рода собраний, пикников и прочих мероприятий. Мне кажется, ты справишься. – Рейчел сделала глубокий вдох. – Может, организуем какую-нибудь игру для детей?
Лоретта не двинулась с места. Когда она посмотрела на Рейчел, выражение ее лица изменилось.
– Ох, дорогая моя, мы будем скучать по тебе, – сказала она с чувством. – В сегодняшней суете я совсем забыла о самом главном: ты уезжаешь от нас. – Она попыталась куда-нибудь пристроить поднос с цыплятами, чтобы взять Рейчел за руку, но безуспешно. – Зачем вы уезжаете от нас, миссис Рейчел? – сказала она, подражая мягкому южному акценту. – Бросаете нас совсем одних. Нам будет очень-очень грустно.
– Перестань, Лоретта, – торопливо сказала Рейчел.
Она боялась, что на глаза ей навернутся сентиментальные слезы. К тому же ей хотелось избежать вопроса о Бо, застывшего в черных, полных сочувствия глазах. Тил хранил молчание, и Рейчел была благодарна ему за это, хотя, возможно, Тил подозревал, что ее отъезд вызван более серьезной причиной, чем та, на которую она сослалась. Вдобавок скандал, связанный с ее беременностью, мог так или иначе дискредитировать достигнутые ими успехи.
– Пойду в контору, посмотрю, не нужна ли помощь, – сказала Рейчел и направилась к дверям.
Вокруг большого трактора последней модели собралась оживленная толпа. Когда Рейчел проходила мимо, несколько незнакомых людей тепло приветствовали ее. Высокий фермер с красным обветренным лицом заговорил о соевых бобах.
Не останавливаясь, Рейчел улыбнулась. «Была ли эта сцена свидетельством моего триумфа или поражения?» – подумала она устало. За последние несколько недель их кооператив быстро приобрел статус успешно развивающейся сельскохозяйственной компании. Многие фермеры в местечках близ Колумбии и Айкена решили последовать их примеру.
«Возможно, все к лучшему, – подумала Рейчел со вздохом. – Как только пикник и торжественная церемония закончатся, я отправлюсь в Чарлстон на свадьбу Дарси Батлер, а через несколько дней вернусь в дом матери на Мейн-Лейн в Филадельфии и буду строить планы, как устроить судьбу своего ребенка».
Острая, разрывающая сердце боль, которую испытывала Рейчел, думая о Бо и его последних словах, понемногу превращалась в тупую тоску, с которой она способна была справиться. Или так ей казалось.
