Я нагнулась и подняла его. В моей руке оказался нож с выскакивающим клинком.
Я осторожно нажала на рычажок, и тотчас из рукоятки выскользнуло острое, как бритва, лезвие длиной около десяти дюймов. Я не могла понять, для чего Джоулу такой нож. Конечно, он мог приобрести подобную игрушку на Таймс-сквер. Но зачем ему понадобилось прятать свое оружие? В случае нападения грабителей он все равно не успел бы им воспользоваться.
К тому же я просто не могла себе представить Джоула в рукопашной схватке. Он был самым миролюбивым из всех, кого я знавала, любителем философии и защитником бездомных кошек. Ему всегда нравилось в одиночестве сидеть с книгой в каком-нибудь тихом кафе. По вечерам он часто посещал музеи, ходил в кино. У такого юноши, как Джоул, просто не могло быть ничего общего с холодным оружием.
Когда я относила на кухню стул, мне вдруг пришло на ум, что у Джоула не должно быть ничего общего и со смирительной рубашкой, галлюциногенными препаратами и завернутым в фольгу шариком гашиша.
И еще одно: я полагала, что у Джоула нет друзей и знакомых, но на самом деле он просто ничего мне о них не рассказывал. По крайней мере, кто-то снабжал его наркотиками. И у него могло быть много знакомых среди ночных обитателей Мандугал-стрит, площади Святого Марка и еще Бог знает каких мест.
Стук в дверь прервал мои мрачные раздумья. При мысли о том, что это явился пьяный мистер Перес, я содрогнулась. Вряд ли он переменил свои намерения относительно кормления Уолтера. Я сунула нож в карман пальто и прошла к двери, когда стук повторился, настойчивый и требовательный.
– Одну минуту, – сказала я и открыла дверь.
– Здравствуй, Нора, – приветствовала меня Шерри Тэлбот, несчастная любовь Джоула. Некоторое время я лишь молча смотрела на нее. Внешне она нисколько не изменилась. Те же длинные светлые волосы, вздернутый носик и неизменная жизнерадостная улыбка дочери процветающего политического деятеля. На ней было новое пальто – парка из шкуры леопарда с откинутым капюшоном.
А я-то думала, что Джоул ни с кем не видится.
– Привет, Шерри, – наконец выдавила я. Она прошла мимо меня в его комнату. Из-за этой блондинки Джоул бросил работу и покинул страну. Она была красива, как пантера, которую она носила, – и столь же опасна.
Когда я закрыла дверь и обернулась, Шерри стояла у окна и рассматривала голубятню на крыше соседнего дома. Сунув руки в карманы и расставив ноги в ботинках с низкими каблуками, она выглядела, как главарь какой-нибудь экстремистской группировки.
Детство Шерри прошло в сельской местности. Ее отец, в прошлом висконсинский фермер, вырос до сенатора. В течение двух десятилетий он занимался государственными делами и последние шесть лет состоял членом весьма влиятельной комиссии по международным связям. Его простое грубоватое лицо типичного американца часто появлялось на телеэкранах, когда сенатор разъяснял остальному миру суть демократического процесса. В юности Шерри постоянно шокировала своего родителя какими-нибудь радикальными идеями, но разменяв третий десяток, она резко изменилась и стала увлекаться туризмом.
С Джоулом она встретилась как раз в тот переломный период своей жизни. Компании бородатых маоистов уступили место костюмированным балам в Венеции и поездкам на Гренадины. Но былые увлечения давали о себе знать. Шерри непременно хотелось самой зарабатывать на жизнь. Она ненадолго устраивалась в разные издательства Нью-Йорка и Вашингтона и в одном из них познакомилась с Джоулом. Они проработали вместе два месяца. Он водил ее в музеи, картинные галереи, скромные рестораны, они гуляли в Центральном парке.
Но потом, в один прекрасный день, она просто исчезла.
Джоул был убит горем. Я никогда не видела его таким несчастным. Через неделю она позвонила с другого конца берега Атлантики и игривым тоном сообщила, что отправляется с каким-то итальянским гонщиком кататься на лыжах в Гстааде. Гонщика сменил сорбоннский активист, собиравший пожертвования на площадях. Очевидно, характер Шерри состоял из одних противоречий. В течение нескольких лет она лечилась у специалистов по психоанализу.
