— Вот этот, как змея. Этого застрелили шесть месяцев назад из-за мошенничества в карточной игре. Нет. Нет! Где вам дали этот список? Вы его скопировали из полицейских объявлений — «разыскивается»?
— Большинство из них мне назвали, когда я расспрашивала некоторых дам в городке. Я расспрашивала их о мужчинах, которые произвели на них впечатление, из всех тех, кого они встречали когда-либо.
— Дамы? — переспросил он. — Они, случайно, не живут в доме дверь в дверь с салуном «Золотая подвязка»?
— Да, там, — ответила она серьезно.
— Кто-то должен вас защищать от смой себя. Почему бы вам не уехать, позволив сестре выбрать для вас мужа? Если даже она возьмет мужчину с виселицы, она не сможет найти хуже, чем эти люди. Не пускайте никого из них в свой богатый дом.
Медленно, с ничего не выражающим лицом, она забрала билет и список, лежавшие перед ним.
— Вы, конечно, правы. Кроме того, сестра никогда не поверит, что мужчина женился на мне по какой-то другой причине, а не из-за денег, так что мой поиск в любом случае скорее бесполезен.
Она глядела на свои руки, натягивая перчатки, помогающие скрывать каждый дюйм кожи. На макушке — маленькая шляпка самого ужасного вида: он бы не удивился, если бы она была из запасов миссионеров.
— Ах, черт, — пробормотал он со вздохом.
Эта вежливая маленькая женщина со своим язычком, способным резать сталь, прямо зацепила его.
— Но вы не так уж плохи, — услышал он свою речь, — держу пари, если вы оденетесь поярче и наденете шляпку с голубым пером, вы будете хорошенькой. Любой мужчина будет вам рад. А что, я видел женщин, таких некрасивых, что птицы в ужасе отлетали в стороны, но и они выходили замуж и имели шестерых малышей, цепляющихся за их юбки.
Она слегка ему улыбнулась:
— Как вы добры, мистер Хантер. Но мне не удалось даже купить мужа.
Прежде чем он успел ей возразить, она подняла голову:
— Я благодарю вас за все, сэр. Я высоко это ценю. Я теперь лучше понимаю, почему люди так любят мою сестру. Это… очень волнующе — быть причиной геройского поступка. Это заставляет чувствовать себя достойной, чтобы кто-то рисковал своей жизнью для твоего спасения.
За все время она ни разу не присела, и так же, как раньше, дверь в комнату была открыта на требуемые шесть дюймов. Теперь она пошла к двери, затем — с рукой на дверной ручке — замерла, повернулась и подошла к нему. Наблюдая за ней, он заметил выражение удивления, промелькнувшее на ее лице, и, когда ее лицо утратило железный контроль, перестало быть настороженным, она стала почти хорошенькой. Быстро, под действием импульса, — а он был уверен: она редко его чувствовала, а еще реже слушалась, — она вернулась к его постели, наклонилась и поцеловала его в щеку. Потом вышла так же тихо, как вошла.
«Пропади оно пропадом!» — Коул ругнулся про себя, или, по крайней мере, ему показалось, что ругнулся он тихо. На самом деле его проклятие было таким громким и таким страстным, что хозяйка дома, открыв дверь, вошла к нему в комнату. Она была вдовой, унаследовавшей дом после смерти мужа, и хотя у нее было много брачных предложений, ей не хотелось хлопотать около второго мужа. Она говорила Коулу, что счастлива беседовать с мужчинами, но не хочет, чтобы они вечером пинком загоняли ее в постель.
— Что сейчас произошло? — спросила она тоном женщины, которая долгое время была замужем и пришла к выводу, что между детьми и мужчинами в общем-то разница невелика.
— Ничего мне не нужно, никакой помощи, — ответил он, повернувшись к ней спиной. Он был совершенно раздосадован тем, что, видимо, не способен застегнуть рубашку, а еще труднее будет с брюками, когда правая рука у него в гипсовой повязке и к тому же подвешена. Вдобавок к неловкости левой руки, правая ужасно болела.
Его хозяйка тут же сообразила, в чем состоит трудность, и начала застегивать его одежду так, будто он был ее сыном. Конечно, ей нужно было встать на цыпочки, чтобы дотянуться до верхних пуговиц из-за того, главным образом, что в попытке сохранить в целости и сохранности собственное достоинство Коул задрал подбородок и распрямился так, что спина была, как ружейный ствол.
