Шесть сжимает мои щёки и поворачивает к себе моё лицо.
— Ты сказала: Холдер? — спрашивает она, и её ухоженные брови ползут на лоб от любопытства.
Поскольку мой рот зажат между щеками, ответить словами я не могу, просто киваю.
— Дин Холдер? Тёмные волосы, вечно лохматый? Горящие голубые глаза? Бешеный, как будто заявился прямо из Бойцовского клуба?
Я пожимаю плечами.
— Уроде пахоз, — отвечаю я, едва слыша саму себя, потому что Шесть всё ещё сжимает мои щёки. Она отпускает меня, и я повторяю снова: — Вроде, похож. — Массирую щёки. — Ты его знаешь?
Она подскакивает на кровати и всплёскивает руками.
— Почему, Скай? Ну почему, чёрт тебя дери, из всех парней на свете тебе приглянулся именно Дин Холдер?
Кажется, она разочарована. Интересно, почему? Она никогда раньше не упоминала Холдера, значит, она с ним не крутила любовь. И почему вся эта история постоянно вращается по одному и тому же кругу: от приятного возбуждения до какой-то мерзопакости?
— Выкладывай подробности, — требую я.
Она опускает голову и слезает с кровати. Подходит к шкафу, достаёт из коробки джинсы и натягивает на себя.
— Скай, он сволочь. Раньше он ходил в нашу школу, а потом, в начале прошлого года его отправили в колонию для несовершеннолетних. Я не очень хорошо его знаю, но достаточно, чтобы понимать, что на роль бойфренда он совершенно не годится.
То, как она описала Холдера, нисколько меня не удивляет. Хотелось бы мне сказать, что и не разочаровывает, да не получится.
— А кто вообще подходит на роль бойфренда?
Не думаю, что у Шесть когда-нибудь был бойфренд дольше, чем на одну ночь.
Она смотрит на меня и пожимает плечами.
— Тушé.
Натягивает через голову рубашку, подходит к раковине, выдавливает на зубную щётку немного пасты и возвращается в комнату, чистя зубы.
— Почему его отправили в колонию? — спрашиваю я, не уверенная, что хочу услышать ответ.
Шесть вынимает изо рта щётку.
— Ему пришили преступление на почве ненависти. Избил какого-то парнишку в школе, гея. Наверняка наказали разом за всё, включая прошлые грехи.
Она снова засовывает в рот щётку и идёт к раковине, чтобы сплюнуть.
Преступление на почве ненависти? Меня снова пробирает озноб, но на сей раз неприятный.
Завязав волосы в хвост, Шесть возвращается в комнату.
— Вот же пакость, — говорит она, перебирая украшения. — А вдруг у тебя на парней больше никогда не встанет? Вдруг это было в первый и последний раз?
Ну и словечко она выбрала.
— И ничего у меня не встало, — кривлюсь я.
— Ну, встало, пленилась, без разницы, — легкомысленно отмахивается она и садится на кровать. Кладёт одну серёжку на колено, другую продевает в ухо. — Впрочем, похоже, есть повод для радости — ты не совсем уж безнадёжна. — Она прищуривается, наклоняется ко мне, берёт за подбородок и поворачивает мою голову влево. — Что, чёрт возьми, случилось с твоим глазом?
Я смеюсь и спрыгиваю с кровати от греха подальше.
— Ты случилась. — Ретируюсь к окну. — Мне надо проветрить мозги. Пожалуй, побегаю. Хочешь со мной?
— Да нет, — морщит нос подруга. — Это твоё развлечение.
Я перекидываю ногу через подоконник, и тут Шесть снова обращается ко мне.
— Ты ещё не рассказала про первый день в школе. И у меня для тебя подарок. Вечером приду.
Понедельник, 27 августа, 2012
17:25
Мои лёгкие разрываются от боли, всё тело немеет. Ровное, контролируемое дыхание превращается в лихорадочные хватания ртом воздуха. Именно поэтому я так люблю бегать. Каждая клеточка тела устремляется вперёд, и остаётся сосредоточиться только на одном — как сделать следующий шаг, ничего больше.
Ещё один шаг.
И ничего больше.
Раньше я никогда так далеко не забиралась. Обычно я разворачиваюсь, когда пробегаю примерно полторы мили от дома — эта точка в нескольких кварталах отсюда. Но сегодня всё не так. Несмотря на знакомую усталость, охватившую тело, выключить мозг мне не удаётся. Я продолжаю бежать, в надежде, что доберусь до спасительного забвения, но на это уходит больше времени, чем обычно. Единственное, что заставляет меня наконец остановиться — мне ещё столько же бежать обратно, а вода у меня почти кончилась.
Я торможу у края въездной дорожки, опираюсь о почтовый ящик и отвинчиваю крышку бутылки. Вытираю пот со лба тыльной стороной ладони и подношу бутылку ко рту. Удаётся выжать из неё всего несколько глотков. В этом техасском пекле я уже выдула целую бутылку. Мысленно ругаю себя за то, что профилонила утром. Плохо переношу жару.
