Шарики не были хорошими прыгунами. Учитель хорошо рассчитал безопасное расстояние, но не принял во внимание одну действительно важную деталь. Ни одна тварь не сумела бы допрыгнуть до того места, где висел манок, но… Тяжелая тварь не падала камнем, а летела вниз по дуге, приближаясь к противоположной стене, о которую в конце концов она и разбилась бы, где-то между первым и вторым этажами. Если бы на пути ее не оказалась ни о чем не подозревающая девушка.
Только и того, что Ловкачка, в отличие от Белого, понятия не имела, что случится. До последнего момента она сосредотачивала внимание на лине. Возможно, и погибла-то, не почувствовав боли. Самка весом более сотни килограммов ударила в гибкое тело девушки, вонзив когти и клыки на уровне талии. Они повисли вместе – на мгновение, показавшееся следящему со стороны, переполненному адреналином мужчине вечностью. Рывок от удара был настолько силен, что тварь буквально разорвала жертву пополам, а после полетела вниз, уже под другим углом, грохнувшись среди запаниковавших ножовщиков.
К счастью для людей, шарик попал в одну из ловушек, щетинящуюся металлическими прутьями. Когда бы не это, тварь пережила бы падение, и как знать, не оказалось бы тогда жертв еще больше. Заостренные, с метр длиной и толщиной в палец, железные шипы прошили кости и мышцы мутанта в нескольких местах. Вокруг умирающей, но все еще взрыкивающей самки брызгала кровь и пульсировали разорванные внутренности.
Белый замер, не в силах произнести ни слова. Тупо глядел на безжизненно качающийся торс девушки, всего через несколько дней собиравшейся стать его первой партнершей.
– Учитель, тебя Белый вызывает!
Сидящий перед тройкой детей массивный, совершенно лысый мужчина в выгоревшем «моро»[1]отвел взгляд от потрепанной и уже крепко пожелтевшей страницы, которую держал в руках. С интересом, как и его ученики, глянул на задыхающегося гонца.
Его не удивил ни вызов, ни личность того, кто этот вызов принес. Лютик был порученцем Белого, одним из двенадцати членов гвардии, которые выполняли в анклаве функции полиции, а потому именно на нем или на ком-то из его коллег лежала обязанность сообщать людям, когда их вызывает предводитель этого сообщества.
Куда интересней ему показалось то, что Лютик прибежал в школу прямо в кожаной защите, которую носили во время ежедневных вылазок на поверхность. Броня его, к тому же, припахивала кровью и за километр воняла трупом.
Что-то наверняка случилось, и это «что-то» было действительно важным, если уж Белый отослал его сразу после того, как спустился с поверхности.
– Иду, – ответил Учитель, откладывая страницу потрепанного учебника в затертую коробку от обуви, в которой лежали остальные части ценного тома. – Передай Белому, что буду у него через пять минут.
Лютик покачал головой.
– Он приказал тебя доставить.
Бровь сидящего на разваливающемся стуле учителя поползла вверх. Вместе с нею задвигались вытатуированные на виске линии. Длинный шрам, идущий по правой щеке от линии волос до подбородка, слегка побелел, выдавая растущее раздражение. Однако учитель не произнес ни слова, лишь махнул рукой, отпуская учеников. Дети собрались мгновенно, понеслись к выходу и, порскнув мимо гвардейца, исчезли в полумраке за подъемом коридора. Они терпеть не могли школу, это было видно с первого взгляда. Мужчина, ответственный за их обучение, не слишком этому удивлялся. Здесь, под землей, кроме зубрежки и выполнения заданий, подопечные его должны были еще и трудиться. Причем – тяжело. В анклаве Иного ел лишь тот, кто на это наработал.
– Ну, тогда пошли, – проворчал Учитель.
Он поставил коробку с учебником рядом с другими картонками на верстак, сколоченный из пары кривых досок, осмотрелся в последний раз, тщательно погасил все масляные лампы и вышел из бокса, гордо именуемого школой.
Три стены из местами насквозь проржавевшей гофрированной жести, которую примотали проволокой к обычным стойкам. Старое армейское одеяло, служащее дверью. Так выглядела альма-матер анклава Иного. Над ее уродством насмехались бы даже в трущобах глубочайшего африканского зажопья, но здесь, в каналах Вроцлава, школой изрядно гордились. В «стенах» ее училось уже второе поколение людей, переживших атомный пожар. Еще пара лет – и в единственном классе сядут внуки тех, кто первыми закончил подземную школу жизни.
