– Признавал ли это человек из Гаваны? – спросил Сандерс.
– Нет, черт подери! Он выразил в подобающем стиле свои сожаления по поводу потопления флота и утраты королевских драгоценностей. Это и сбило меня с толку на некоторое время.
– Я думаю, вы запутались: он мог сделать и так, и этак. Это чистое предположение.
Трис кивнул.
– Я думал так же до четырех утра. – Он помолчал, наслаждаясь игрой. – Как звали короля Испании?
– Ну ладно, – заворчал Сандерс, чувствуя, что его разыгрывают. – Филипп.
– Так. А каково было имя его новой жены? Сандерс вздохнул:
– Герцогиня Пармская.
– Нет! – засмеялся Трис. – Это ее титул, а не имя. Он ждал, но им нечего было сказать.
– Ее имя было... Елизавета Фарнезе.
Прошла секунда, прежде чем инициалы вошли в их сознание. У Гейл открылся рот. Сандерс был ошеломлен. Трис усмехнулся:
– Есть еще один вопрос без ответа.
Сандерс немного подумал, засмеялся и объявил:
– Я знаю.
– Что? – Улыбка осветила лицо Триса.
– Вопрос заключается в следующем: спал ли с ней король Филипп?
– Верно! И, говоря по совести, надо признать, что вы сообразительный мерзавец, – сказал он, хлопнув Сандерса по плечу. – Я и не надеялся на такую догадливость.
Сандерс пытался разделить с Трисом его жизнерадостный настрой, но в его сознании все перепуталось: сокровища, наркотики, взрывчатые вещества, искалеченное тело Коффина, изуродованная тряпичная кукла, злобное выражение на лице Слэйка.
– Какова стоимость этого? – спросил он.
– Нельзя определить. Зависит от того, сколько там на дне еще осталось, сколько пропало и сколько денег человек из Гаваны выручил за сокровища. То, что есть у нас сейчас, мне кажется, тянет на четверть миллиона долларов, но только в том случае, если мы сумеем найти доказательства. Нам нужно обнаружить хотя бы одно ювелирное изделие, которое числится в списке, тогда этот источник можно будет рассматривать как бесспорное доказательство.
– Что мы будем делать с наркотиками? – спросила Гейл.
– Я думал об этом. У нас нет шансов вытащить все на поверхность прежде, чем Клоше сделает ответный шаг. Вы знаете количество. Как вы думаете, какова цена тех наркотиков, которые у нас уже есть?
– Не знаю наверняка, но возьмем круглое число, скажем, у нас всего сто тысяч. Это уже свыше миллиона долларов, может быть, два миллиона.
– При этом огромное количество стекляшек остается в его распоряжении. Но конечно, он-то этого не знает, не так ли? – Трис больше говорил сам с собой, чем с ними. – Он не знает, сколько мы достали и сколько еще лежит внизу.
– Итак?
– Итак, мы принимаемся за сокровища, они гораздо более важны. Пусть он думает, что мы ищем наркотики.
– Но мы не можем взять и оставить наркотики в его распоряжении.
– Разумеется, мы этого не сделаем, но вы должны все взвесить и понять, что мы рискуем головой. В одном мы можем быть уверены: чтобы убрать нас с дороги, Клоше постарается нас убить. – Трис помолчал, чтобы тишина подчеркнула значительность его слов. – Если он расправится с нами, нам будет безразлично, что именно ему достанется; это уже будет не наша забота. Но пока мне не все равно. Не хочу, чтобы к нему попали эти наркотики, и вовсе не желаю, чтобы он завладел драгоценностями. Невежественный подонок расплавит их и продаст проклятое золото, погубив эти шедевры. Эти сокровища уникальны. Было бы преступлением допустить, чтобы они попали в руки человека, который не понимает, что они собой представляют. Если мы будем работать с наркотиками, пока он не предпримет что-нибудь, мы потеряем сокровища. Если даже он не убьет нас, то может помешать нашим поискам, например, взорвать все, просто из каприза, если ему этого захочется. Но если мы найдем драгоценности, то затем сможем потратить все оставшееся нам время на добычу наркотиков. Мы тоже сможем взорвать все к чертям, если захотим. Боже! Я предвосхищаю такое удовольствие!
Возражений от Дэвида и Гейл не последовало.
– Спустимся-ка в подвал. – Он встал и открыл ящик комода.
– У вас есть подвал? – спросил Сандерс.
– В некотором роде. – Трис вынул из ящика полоску красного бархата и обернул камею, медальон, распятие, цепь и сосновую шишку. – Сделал его, чтобы закрепить эту развалюху, а то бриз сдует ее со скалы.
