Я кивнул:
– Хорошо…
– И не думай о том, что я девушка: скажешь лежать и не дышать – умру, но не шевельнусь; скажешь выстрелить – выстрелю не задумываясь; скажешь…
– Не горячись, я понял… – предельно серьезно ответил я.
Почувствовав, что я действительно принял ее слова к сведению, Ольга облегченно перевела дух, потом склонила голову к левому плечу, как-то уж очень оценивающе оглядела меня с ног до головы и криво усмехнулась:
– Знаешь, я страшно завидую твоей женщине…
…Несмотря на еще толком не зажившие раны и субтильность фигуры, Табаки пер по лесу, как «Лендкрузер». То есть хрустел попадающимися под сапоги ветками, скрипел камнями и страшно сопел. Зато не стирал ноги, не сбивал дыхание и не уставал. Не использовать возможности такой офигенной магической саморегуляции было выше моих сил, поэтому я все наращивал и наращивал темп. И практически не останавливался на привалы.
Ап-Куеррес этого словно не замечал. Эдак часов шесть или семь. А когда мы взобрались на очередной гребень и наконец увидели вдали прерывистый серпантин искомой дороги, вдруг решил мне посочувствовать. Заявив, что из меня мог бы получиться очень неплохой Измененный. Причем не абы какой, а аж третьей ступени!
Чтобы оценить реальную глубину своего облома, я начал задавать вопросы. И вскоре выяснил, что Измененный третьей ступени – это конкретнейший мутант. То есть генетически модифицированный организм, в котором человеческого, блин, от силы процентов десять. Несмотря на этот вывод, первые пару минут его объяснений я, каюсь, «примерял» описываемые им изменения на себя – представлял, что мог бы быть в разы сильнее, быстрее и выносливее обычных homo sapience. Но потом Табаки обмолвился о паре-тройке побочных эффектов вроде резкого падения уровня IQ, и изменяться мне сразу же расхотелось.
Чтобы компенсировать тупость образа, родившегося в моем воображении, я решил поразить Табаки широтой кругозора. Поэтом, окинув взглядом бескрайние леса и не обнаружив в пределах видимости ни одного квадратика распаханных полей, спросил, почему в этом домене так мало деревень.
Маг вопроса не понял, и мне пришлось читать лекцию по экономике Средневековья. В частности, объяснять зависимость доходов крупных землевладельцев от площади обрабатываемой земли, количества ремесленников и т. д.
Дослушав лекцию до конца, маг Жизни ошалело уставился на меня:
– Ты что, забыл – Уленмар ап-Риддерк Иллюзионист ШЕСТОЙ ступени?!
– И что с того?
– Стоимость артефактов, которые делаются в его замке, настолько высока, что те жалкие крохи, которые можно получить с населения в виде налогов, можно даже не собирать!
– Только не говори, что он… хм… абсолютно бескорыстен и не дерет с населения три шкуры! – недоверчиво усмехнулся я. После того, как подобрал в ил-ли-ти аналог слова «альтруист».
– Собирает! – глумливо хохотнул Табаки. – Но не деньгами, а молодостью и красотой!
– Использует право первой ночи? – поморщился я.
Маг отрицательно помотал головой:
– Не первой, а любой: если ап-Риддерку нравится женщина, он ее берет. Вне зависимости от возраста, одаренности или рода. Хотя девственниц, конечно, предпочитает. Кстати, говорят, что он не гнушается покупать красивых девушек даже у лишенцев!
– Вот с-сука… – по-русски пробормотал я и снова перешел на илли-ти: – И что, эти его привычки терпят?!
– Не все. Но толку? Вызовы Уленмар ап-Риддерк не принимает, а повоевать любит. Кстати, сторожевую башню Харругова Пасть, которую мы скоро увидим, сожгли во время одной из войн, разгоревшихся из-за его сладострастия…
…Возможность полюбоваться на эту самую Харругову Пасть выдалась тем же вечером, когда мы, практически пробежав еще километров двадцать, оказались в Т-образном «перекрестке» отрогов. От небольшой площадки на вершине перекрестка до ее развалин было тысячу двести сорок метров, поэтому рассмотрел я их хорошо.
Сторожевая башня римского типа когда-то строилась на века. Ее основание было сложено из мощнейших тесаных каменных «кирпичей» тонны по полторы весом, а верхняя часть – из таких же «кирпичей», только весом поменьше. И если бы просто «сложено»: по словам Табаки, для пущей прочности между слоями «кирпичей» клали что-то вроде медных листов.
