Девушка опешила:
– В каком смысле «оставишь»?
– Коростелев весит порядка ста десяти килограммов. И донести его в домен ап-Риддерка ДОСТАТОЧНО БЫСТРО, мягко выражаясь, нереально. Логичнее заныкать его в подходящем убежище, ломануться дальше, а после выполнения задания вернуться…
– А если не получится?! Ну, то есть если мы завалим ап-Риддерка, а добраться до Толяна тупо не успеем?!
– Так выживет хоть кто-то… – криво усмехнулся я. – В противном случае каюк настанет всем…
– Цинично… – опустив взгляд, глухо пробормотала Ольга. – Но, наверное, правильно…
Потом помолчала минуты две и добавила:
– Тогда, может, стоит припахать к ночным дежурствам Табаки?
Я отрицательно помотал головой:
– Рискованно.
– Почему? Он сказал, что поверил в данное ему обещание. И вроде бы ведет себя идеально!
– Доверять наши жизни старшему сыну приказчика, тиснувшему заначку отца, чтобы заплатить за год обучения в академии магии, я не собираюсь.
– Он же сказал, что до безумия хотел стать магом! – напомнила Ольга.
– Угу. Он и сейчас хочет. Только теперь – «раскачать» дар до четвертой ступени и выше, ибо с этого уровня маги Жизни начинают зарабатывать нормальные бабки!
– Ты обещал ему десять золотых!
– Ага. Ровно столько, сколько стоят три года учебы… – кивнул я. – Но этот парнишка живет по принципу «цель оправдывает средства», поэтому при любом удобном случае, не задумываясь, стырит все имеющееся у нас золото и даже ручкой не помашет…
– Хм.
– Скажи, тебя не удивила его реакция на инфу о том, что снарров, которые ломились к нему, вальнула именно ты?
– Мне показалось, что в первую секунду он хотел что-то пообещать… – неуверенно пробормотала Фролова.
– Ага. А потом подумал и решил, что на фиг надо. Дальше объяснять?
– М-де…
– А что тебя удивляет? Как говорится, лучше синица в руках, чем утка под кроватью…
Девушка пропустила шутку мимо ушей:
– Тогда, может быть, имеет смысл его на ночь усыплять? Ну, той химией, которой ты вырубал и его, и меня?
– Ее осталось ой как немного…
– А если связывать? Ну, теми же хомутами?!
– При необходимости я без особых проблем выверну первые суставы больших пальцев из суставных сумок и достану кисти из наручников. Кто знает, на что способен толковый маг Жизни?
Ольга помрачнела:
– Куда ни кинь – всюду клин?
– Да нет, все нормально… – как можно жизнерадостнее улыбнулся я. – Просто я очень не хочу рисковать…
…Фролова ушла к себе минут через двадцать, когда с неба упали первые капли дождя, а небо со стороны Одденмара начали озарять частые вспышки молний. Закрыв клапан палатки, она какое-то время курочила свой рюкзак, перекладывая шмотье, потом забралась в спальник и завела нетбук. Судя по постоянно меняющейся освещенности, решила посмотреть либо музыкальные клипы, либо какой-нибудь фильмец.
Злобствовать я не стал, так как понимал, что засыпать в десять вечера по земному времени ей может быть несколько непривычно. Да и на фоне постоянно полыхающего неба слабое свечение стенок ее палатки смотрелось как-то несерьезно.
Пока она приобщалась к шедеврам земной музыки или киноискусства, я навестил «великого и ужасного», настоятельно посоветовал ему не покидать палатку до рассвета и очень подробно объяснил, чем это чревато. Потом слегка поразвлекался, устанавливая разного рода гадости на самых вероятных траекториях движения возможных незваных гостей и ап-Куерреса. А когда на нашу поляну обрушилась стена дождя, вернулся на облюбованное место, поплотнее завернулся в плащ-палатку и принялся получать «удовольствие» от нелегкой доли часового.
Ольга закончила киносеанс в два сорок ночи по местному времени. А в два сорок четыре выскользнула из палатки и, дисциплинированно отойдя от нее буквально на десяток шагов, справила малую нужду. На вспышки молний практически не реагировала, а вот при самых сильных ударах грома рефлекторно вжимала голову в плечи. В четыре семнадцать с какого-то перепугу проснулся Коростелев – вышел в эфир и, перекрикивая жуткие помехи, заботливо поинтересовался, не зарубает ли меня. Я честно сказал, что нет, пообещал разбудить, «если что», и продолжил созерцать окрестности. А в пять ноль шесть, когда грозовой фронт ушел далеко на восток, вдруг понял, что тихий шелест водяных струй действует на меня, как колыбельная.