Оказалось, что маг – в ауте: он не отрываясь смотрел на полураздетую Ольгу, как Рокфор на сыр, и стремительно багровел.
Испугавшись за психическое здоровье, я настоятельно попросил страдальца удалиться на оговоренные договором восемьдесят локтей и отвернуться лицом к стене.
Услышав этот приказ, Ольга, копавшаяся в рюкзаке, недоуменно нахмурилась, затем покосилась на «великого и ужасного» и поморщилась:
– У них что, бабы ходят в парандже?
– Да нет вроде… – продолжая раздеваться, буркнул я. А вспомнив, во что были одеты тетки, работавшие на полях, добавил: – В сарафанах и с непокрытой головой…
– А чего его так плющит?
– Думаю, все дело в стандартах красоты: все местные топ-модели, которых я имел счастье лицезреть, были, как бы так помягче выразиться, сильно в теле.
– Бедняга… – равнодушно буркнула девушка и тут же забыла про его существование…
…Добравшись до края каменной чаши, над которой висела водяная взвесь, Ольга присела на корточки, опустила в воду кончики пальцев и зябко поежилась:
– Не «The Rania Experience»[52], однако…
Потом аккуратно положила на камни пакет с чистым бельем и мыльными принадлежностями, дотянулась до заколки и распустила волосы.
Темная грива, рассыпавшаяся по загорелым плечам и скрывшая спину девушки чуть ли не до поясницы, выглядела настолько роскошно, что я ею невольно залюбовался. А потом обратил внимание и на форму ягодиц, практически не скрываемых тоненькими трусиками:
– Давно качаешься?
– Лет шесть…
– А зачем? – положив на приметный камень подрывную машинку и шагнув к воде, поинтересовался я.
– Как-то поутру заглянула в зеркало и поняла, что у меня слишком тощие ноги и совершенно плоская задница…
Назвать ее задницу плоской не смог бы самый пристрастный ценитель женской красоты, поэтому я недоверчиво хмыкнул.
– Я нисколько не преувеличиваю… – без тени жеманства сказала она. – Для того чтобы набрать нужный объем, мне пришлось пахать три с лишним года…
– Уважаю! – убедившись, что ап-Куеррес все так же пялится в стену, выдохнул я. И плавно скользнул в ледяную воду.
Дыхание тут же перехватило, а по телу забегали острые иголочки.
– Ну, и как оно там? – донеслось с берега.
– Свежевато… – честно признался я, побултыхался на одном месте эдак с полминуты и развернулся на месте.
Очень вовремя: госпожа Фролова, одетая в полупрозрачное белье, как раз заходила в реку. А ее грудь со сжавшимися от холода сосками тяжело покачивалась из стороны в сторону.
Отводить взгляд в сторону было как-то неправильно, пялиться – тоже. Поэтому я склонил голову к правому плечу и слегка прищурился:
– На мой взгляд, ты слегка перекачала плечи и предплечья…
Фролова согласно кивнула:
– Угу. Только это не в тренажерке, а на карате…
– А почему ты выбрала именно годзю-рю? – вспомнив, каким стилем единоборств она занимается в свободное от прыжков с парашютом время, поинтересовался я, выбрался из воды и вцепился в мочалку и мыло.
– Им болел мой парень. Месяца четыре. А потом забил…
– Небось, после первых спаррингов?
– Ну да, ирикуми-го[53] показалось ему жестковатым… – кивнула Ольга.
– А тебе, значит, понравилось?
Девушка несколько раз быстро вдохнула и выдохнула, резко присела, на мгновение скрывшись под водой, а затем, стуча зубами, выскочила на берег:
– Ага! К-каждый б-бой – это п-прогулка по к-краю и… т-тренировка д-для м-мозгов!
– О как! – удивился я, не ожидавший от девушки такого признания.
– Ну д-да! Ведь п-противника надо н-не з-забить, а п-переиграть!
– Так, шахматистка, давай, мойся шустрее, а то застынешь и заболеешь!
– Н-намыль мне, п-пожалуйста, с-спинку…
…Все время, пока мы с Ольгой смывали с себя грязь и пот, Тарбак ап-Куеррес простоял к нам спиной, практически не шевелясь, – помнил о поясе шахида. А когда почти заиндевевшая Фролова вдруг попросила ее согреть, не выдержал, посмотрел в нашу сторону через плечо и потерял дар речи. Я, в общем-то, тоже: «отмороженная экстремалка, живущая только ради своего удовольствия», встала в очень неплохую санчин-дачи[54] и взорвалась серией ударов, уровень отработки, сила и скорость которых соответствовала как минимум первому кю
