Например, за несколько минут до одиннадцати всегда можно было встретить мсье Жюстена: он прогуливался по палубе, время от времени поглядывая на лестницу, и непременно раз или два заходил в кают-компанию. Альфред Мужен вел себя так же. И майор Оуэн тоже взял за привычку находиться где-то неподалеку, в ожидании, когда откроется бар. Наконец появлялся бармен Боб, здоровался по очереди с каждым и, зайдя в свою клетушку, сразу же открывал буфет.
Мсье Жюстен неизменно брал перно, и его черные усики весь день попахивали анисом. Пикон[2] для Альфреда Мужена, тот выпивал четыре-пять рюмок перед обедом. Виски — для Оуэна.
— Без льда, не так ли? — всегда спрашивал Боб.
Все перешептывались, особенно женщины, глядя, какое количество бутылок приносили в каюту американцу.
— Он почти голодает… С трудом поднимается… Вчера за весь день съел только маринованную селедку…
Пассажиры все время наблюдали друг за другом.
По сто раз в день Оуэн чувствовал на себе взгляд Альфреда, но человек из Панамы глаз не отводил.
— Очень не люблю таких пассажиров на борту, — признался капитан. Завидев англичанина, он поспешил открыть дверь своей каюты. — Между Марселем и Панамой такие случаются часто. Иногда они садятся вместе с женщинами. Некоторые совершают круизы ежегодно, чтобы подлечить в Виши печень. Однако вести себя подобным образом на этом участке линии Тихого океана не всякий отважится. Что им делать на островах, где их тотчас же обнаружат? Кстати, такие люди не опасны для окружающих.
Мсье Оуэн ответил ему неотразимой улыбкой.
— Их довольно много в Панаме и в Колоне, добрых два десятка, и среди них не менее пяти беглых каторжников. Они составляют нечто вроде мафии, как говорят американцы, ворочают крупными делами. Они богаты, живут размеренной жизнью. Знаете, если вам доведется еще раз проехать через Панаму, я покажу вам кафе, где вы сможете увидеть их ежедневно, когда они играют в белот[3].
Время от времени они начинают выяснять отношения, а потом одного, который брал себе куски пожирнее или не подчинялся правилам, находят с ножом в спине или с простреленной головой.
Кстати, непонятно, каким способом этот Альфред Мужен оказался на борту… Я навел справки в нашем агентстве в Панаме… Еще утром в день отплытия у него не было места… Видимо, он не был точно уверен, что поедет, или просто не хотел, чтобы об этом узнали.
Вы понимаете, что я имею в виду? В последнюю минуту он позвонил по телефону и справился, сможет ли подняться на корабль, как только судно подойдет к рейду.
— Я его видел, — сказал мсье Оуэн… — Он очень нервничал…
— Допустим, он с кем-то плохо обошелся и тот поклялся с ним расквитаться… Он знает, что во Франции или где-то в другом месте его в конце концов обнаружат. И наоборот, на островах, куда суда приходят не чаще, чем раз в полтора месяца, у него есть время осмотреться… Любопытно было бы узнать, что лежит в его зеленом чемоданчике, который с трудом несли двое…
Оуэн поставил свой шезлонг напротив лодки. Только когда радист погасил свет, он кашлянул, устремив взгляд туда, где той ночью приподнимался чехол. Ему пришлось несколько минут подождать, он снова кашлянул три-четыре раза, пока не услышал легкий шум, свидетельствующий о том, что в лодке находится живое существо.
Очень тихо, пожевывая сигару, он прошептал:
— Вы написали мне записку?
— Нет…
— Вам что-нибудь нужно? У вас есть что пить?
— Нет…
— Хотите вина?
— Воды…
— Сейчас?
— Если можно…
— Еда у вас есть?
— Да…
— Хотите, чтобы я вам что-нибудь принес?
— Фруктов…
Оуэн едва шевельнул губами, не выпуская из виду рубку радиста.
— Я буду каждый день приносить вам еду и питье…
— Ладно…
— Может быть, хотите, чтобы я принес вам подушку?
— Это слишком опасно…
Но именно потому, что было опасно, майора это забавляло.
— Может быть, завтра…
— Если можно…
— Ждите меня… Я приду…
Он спустился в свою каюту, чтобы взять графин со свежей водой; но потом подумал, что назавтра стюард заметит исчезновение графина и пойдет его искать в общую ванну. На столике у кровати лежали фрукты. Ему случалось съедать их ночью, и он положил в карман яблоко и два банана.
