Она улыбнулась от этой мысли, столь прекрасной и чистой.
Бесконечная чернота над головой грозила заглушить неровное сверкание, словно источаемое мерцающими звездами. Приятное, щекочущее, это сверкание, кажется, порождало ветер и шепот листвы.
Она не могла пошевелиться, да и не хотела. Ведь в таком случае она очнется ото сна и вдруг очутится в реальности, а значит, вернется боль – кто же этого захочет?
Перед ней открылось множество картин из давних наполненных жизнью времен. Вот они с братом прыгают с песчаных склонов, а родители кричат, чтобы они перестали. «Прекратите!» – кричат они.
Все прекратите да прекратите… С чего бы? Разве не среди дюн она впервые ощутила себя свободной?
Она улыбнулась, когда ровные световые конусы скользнули ей под ноги потоком морского свечения. Сама она никогда не наблюдала явление морского свечения, но, по ее представлениям, именно так оно и должно было выглядеть. Морское свечение, или жидкое золото глубоководных долин…
На чем она там остановилась?
Кажется, на мысли о свободе… Да-да, именно так, ибо она еще никогда не чувствовала себя настолько свободной, как в этот момент. Бабочка, она принадлежит только самой себе. Легкая, в окружении замечательных людей, которые никогда не ругают ее. Повсюду ее поддерживают руки и подталкивают наверх, желая ей лишь добра. Слышатся воодушевляющие звуки песен, которых она не пела никогда прежде.
Она вздохнула и улыбнулась, позволяя потоку мыслей проникнуть глубоко в сознание и затем кануть в небытие.
Потом вспомнила – школа, велосипед, морозное утро и стучащие от холода зубы.
В тот миг, когда перед ней распахнулась реальность и сердце наконец сдалось, она вспомнила шум двигателя сбившего ее автомобиля, хруст ломающихся костей, ветви дерева, схватившие ее, встречу, которая…
Вторник, 29 апреля 2014 года
– Эй, Карл, проснись! Снова звонит телефон.
Карл Мёрк сонно взглянул на Ассада – тот словно вырядился в желтый карнавальный костюм. Вообще-то, до того как Ассад с утра пораньше приступил к покраске стен, его рабочий комбинезон был белым, а кудрявая башка – черной, и если стенам впоследствии досталось хоть немного краски, это стоило признать настоящим чудом.
– Ты прервал сложнейший ход моей мысли, – возмутился Карл, нехотя спуская ноги со стола.
– О! Извини. – На обросшей щетиновыми джунглями физиономии Ассада наметились две морщинки, свидетельствующие о подобии улыбки. Черт его поймет, что выражали эти довольные круглые глаза… Возможно, легкую иронию?
– Ну да, Карл, я прекрасно понимаю, ты вчера чуть припозднился, – продолжил Ассад. – Только вот Роза беснуется, когда ты так долго не берешь трубку. Так что, будь добр, подойди в следующий раз к телефону, а?
Мёрк перевел взгляд на резкий поток света, льющийся через подвальное окно.
«Уф… сигаретный дым наверняка приглушит пронзительную яркость», – подумал он, потянувшись за пачкой сигарет и задирая ноги на стол, как вдруг телефон снова затрезвонил.
Ассад настойчиво ткнул пальцем в аппарат и выскользнул из кабинета. Близкое соседство с двумя дотошными коллегами начинало угрожать чертовым надзором.
– Карл, – зевая, представился он, положив трубку на стол.
– Алло! – прозвучало из телефона.
Он нехотя поднес трубку к губам.
– С кем я говорю?
– Это Карл Мёрк? – послышался певучий борнхольмский выговор.
Не сказать, чтобы Карл испытывал сердечный трепет при встрече с данным диалектом – что-то типа невнятного шведского с множеством грамматических ошибок, и говорили на нем исключительно на крошечном острове Борнхольм.
– Да, я Карл Мёрк, разве я только что не представился?
С другого конца трубки донесся вздох, прозвучавший почти как облегчение.
– Вы говорите с Кристианом Хаберсотом. Мы с вами встречались целую жизнь назад, так что вы наверняка меня не помните.
«Хаберсот? С Борнхольма?» – попытался вспомнить Карл.
– Ну-у… кажется… – Он замялся.
– Я работал в полицейском участке в Нексё, когда вы с вашим начальником несколько лет назад приезжали к нам, чтобы забрать в Копенгаген осужденного.
Карл покопался в своих мозгах. Он прекрасно помнил транспортировку преступника, но вот был ли тогда Хаберсот?
