Вторник, 13 мая, среда, 14 мая, и четверг, 15 мая 2014 года
Ночь выдалась адская, да и следующий за ней день был не многим лучше.
Карл спал глубоко, гораздо глубже, чем обычно, и это было бы прекрасно, если б не бешеное сердцебиение в момент пробуждения. Он думал, что умирает.
Мёрк долго лежал, положив руку на грудь, и, готовый позвонить в «неотложку», глазел на мобильный телефон на тумбочке. Вот только что там теперь надо было набирать? В последние месяцы все только и трепались о том, как сложно стало дозвониться в «Скорую», а он даже не может вспомнить этот самый номер… Он, полицейский, который, вообще-то, должен знать этот номер лучше всех остальных граждан! Стыдоба… Вот так и подохнешь, пока нужный номер отыщешь.
Карл начал считать пульс, но, дойдя до ста меньше чем за минуту, бросил эту затею. И так понятно – пульс зашкаливает, почти как во время первого приступа тревожной атаки. Вот только сейчас тревога была ни при чем, он чувствовал. Что-то крутилось у него в голове, не в состоянии найти выход.
Вероятно, какой-то ночной кошмар.
Мёрк рухнул на подушку и замер. «Ом-м, ом-м», – бормотал он, наслушавшись причитаний на ярмарке накануне. Как ни странно, это сработало. Знали бы люди об этом, не тратили бы зря деньги. Затем он погрузился в состояние, когда сон и явь борются друг с другом, порождая совершенно особые стихийные сновидения.
«Привет, Харди», – слышал Карл собственный шепот. Он увидел себя с телефоном в руке, настаивающим на ответе друга. Видимо, Карлу требовалось услышать от него какой-то совет и честное мнение. «Почему мы с Анкером не стали вмешивать тебя, Харди?» – жужжало в голове. Почему? Осмелится ли он спросить об этом? Осмелится ли он вообще хоть что-то доверить Харди? Довериться Харди – но в чем?
«На чердаке стоит какой-то ящик, Карл», – захохотал Йеспер на заднем плане, и Мёрк захлопнул мобильный, но тут же включил его снова и позвонил Моне. Ничего не произошло.
Он проснулся. Шатаясь, спустился на кухню с тяжелой головой, как будто все это время мучился от бессонницы или лихорадки.
Возможно, Мортен и Харди поприветствовали его, он толком не разобрал. Осознал лишь то, что хочет овсяных хлопьев, которые Йеспер оставил в кладовке в свое последнее посещение, а также то, что домочадцы сейчас выключат идиотский утренний телеэфир, в котором слишком восторженные ведущие болтали о какой-то ерунде, набивая себе брюхо деликатесами, сервированными по высшему разряду.
Посыпав овсянку сахаром и какао и отправив в рот первую ложку, Карл явственно ощутил вкус раннего утра из безвозвратно ушедшего прошлого. Давно минувшие ощущения разом ворвались в его голову. Обоняние исказилось; он вдруг вспомнил, как пахли его старые дядюшки и тетушки. Звук пережевывания жестких овсяных хлопьев стал громче. Коробка с овсяными хлопьями маячила на мелькающих кадрах с молчаливо сидящей за завтраком консервативной семьей, каждый представитель которой нес на себе бремя невысказанных слов.
Карл вдруг вспомнил, как однажды утром они с Ронни стояли на берегу речушки Нёрре и дурачились за спиной рыбачившего отца Ронни. Внезапно Карл увидел себя со стороны: вот он прыгает вокруг, отчаянно размахивает руками и имитирует приемы карате, характерные для Брюса Ли, в том числе удар ребром ладони…
Карл вскрикнул, едва не поперхнувшись овсянкой. Что случилось? Почему это воспоминание всплыло именно сейчас? Неужели он сходит с ума? Кажется, его мозг внезапно поразило короткое замыкание. А может, нет? В любом случае, ощущение было не из приятных.
* * *
– Карл, тебе тут какая-то Кристина звонила, – сообщил Гордон с перекошенным ртом, на его опухшем лице все еще присутствовала почти вся цветовая палитра.
Кристина? Нет-нет, он не был готов к беседе с ней, уж точно не сейчас. Что общего у него могло быть с женщиной, сбежавшей от него к бывшему мужу? Абсурдная мысль.
– Она не просила ничего передать; сказала только, что перезвонит попозже. – Та часть лица Гордона, на которой хоть как-то проявлялись эмоции, переменилась. – А Роза, кстати, еще не приходила. Может, я ей позвоню? – В его голосе сквозила обеспокоенность.