В первую минуту Филатов хотел было свернуть в сторону, но потом побоялся сделать даже и это. Могут обратить внимание, подумал он и, внутренне сжавшись, нетвердо пошел вдоль зеленых бронированных вагонов. Миновав паровоз, впряженный, как водится, в середину состава, он проходил мимо раскрытой двери, как вдруг услышал:
— Иван! Боже мой, ведь это Иван! — Какой-то грузный человек спрыгнул с подножки бронепоезда и встал перед ним. Снова ощущая себя будто во сне, Филатов узнал своего родного дядю, Федосея Ивановича Куркина, брата матери.
Всего на час зашел в тот день бронепоезд № 65 на станцию Тихорецкую, чтобы взять уголь, и именно в этот час здесь должны были сойтись пути людей, не видавшихся и не слышавших ничего друг о друге почти четыре бесконечных года гражданской войны.
Федосей Иванович, бывший офицер, ныне командовавший красным бронепоездом, был рад чрезвычайно. Ему не составило труда подбросить племянника на несколько станций поближе к Ростову, а потом устроить его на пассажирский поезд. Конечно, он ни на секунду не усомнился в выдуманных историях, что поведал ему дорогой о себе племянник.
Солнечным майским утром, преображенный дядиной бритвой и частью его гардероба, есаул Филатов вышел на привокзальную площадь в Ростове. Только теперь, презрительно глядя на толпу сквозь пенсне, которое он выменял у какой-то бабки на станции, Филатов понял окончательно, что он все-таки выжил, черт побери. Мысли его, пожалуй, в первый раз за все это время вернулись к тому незнакомому человеку в кожаной тужурке.
Кто это был? Вряд ли бы центральный штаб ОРА стал ввязываться из-за него в такое рискованное дело. Там, конечно, выяснили, что арест его был случайным, и на том успокоились. Кто мог пойти на такой риск? Разгадку мог дать только новый адрес явки, который дал ему незнакомец.
Свернув от вокзала по направлению к Сенной, Филатов прошел несколько кварталов и в путанице переулков нашел названный ему дом и квартиру. Он постучал. Дверь открыла Анна Семеновна Галкина.
* * *
В кабинете на верхнем этаже здания Дончека на Большой Садовой улице те же самые события воспринимались иначе.
Майским вечером руководители операции «Клубок» собрались на совещание. Неторопливый Николаев сидел за своим письменным столом. Около него, словно загородившись настольной лампой, уперся локтями в зеленое сукно Федор Зявкин, а напротив, едва умещаясь в кожаном кресле, протянул на паркет свои ноги Павел Воронов.
— Это, конечно, плохо, что наблюдение за старой квартирой Галкиной ничего не дает, — сказал Николаев. — Впрочем, может быть, так и надо. Словом, все, о чем мы говорили, лишний раз подтверждает пословицу: риск — благородное дело. Самое главное, что его высокоблагородие есаул Филатов благополучно прибыл к месту назначения. Это факт. Но о чем он говорит, этот факт? О том, что рисковать тоже надо с головой. Ясно, что, просидев месяц в ожидании расстрела, этот орлик перышки порастерял. Ему больше и некуда было податься. Да и задумываться о том, кто его спасет, в первый момент он тоже не стал.
— А мог и задуматься, — вставил Федор Зявкин. — Сегодня я разговаривал с Верой. Лошкарев просил меня передать тебе, Павел, что ты уж очень быстро поднял тревогу. Конечно, пистолет у есаула до сих пор с холостыми патронами, но ведь у конвойных-то боевые, а ты сам знаешь, что суть дела там знали ты да он.
Воронов недовольно поморщился:
— Это он сам затянул эту комедию с распиской, какой дурак станет оставлять полстраницы своего почерка. Расписался бы в крайнем случае, и все. Я же видел, когда он пошел с есаулом. Любит он поучать, этот ваш Лошкарев. А другие, между прочим, не глупее его.
— Это он правильно делает, Павел, — сказал Николаев. — Все мы здесь не Шерлоки Холмсы, учимся друг у друга и у врага тоже, если что полезное. Кстати, как с новой квартирой для корнета Бахарева? Есть уже?
— Квартира есть, — неохотно сказал Воронов, — но ведь опять же Лошкарев потребовал, чтобы не меньше четырех комнат, потом обстановка! Это же умереть со смеху! — Воронов достал из кармана бумажку. — Вот у меня здесь записано, какие иконы ему нужны. Всякие тут чудотворцы, великомученики, лампады, киоты. Черт-те что! Он что, попа собрался разыгрывать?
