Мальчик виновато вздохнул.
— Нету ее больше, дядя Румянцев.
— Как нету?!
— Любка наша изорвала, — невесело объяснил он. — Добралась как-то и давай, да еще жевала, а может, и ела…
Васиной сестренке едва миновало два года.
— И ты не отнял?!
— В школе я был. Когда домой пришел, мамка уж все в печь столкала.
Моисеенко от досады аж хлопнул ладонью по колену. А Суетин спросил:
— Ты записывал номера машин, на которых приезжали с зерном?
— Записывал. Для порядку. А вдруг они на обратной дороге наш торф накладут. Могло ведь быть?
— Могло, конечно, могло. Молодец ты, Василий, — невесело отозвался ему Румянцев. — И как это ты проморгал!..
— Так ведь без понятия она, наша Любка.
— Много приезжих с зерном было? — опять вступил Суетин.
— За две осени штук десять, не меньше.
— Жаль…
— Кабы не мамка, я бы сложил да переписал. А то нашел несколько кусочков, которые под кровать попали, что с них толку-то?
— А где они у тебя? Не выбросил?
— Где-то в коробке, — равнодушно махнул рукой Вася. Видно было, что потеря охладила его к прежнему занятию.
— Может, найдешь?
Васины поиски остатков тетради затянулись. Мужчины вышли из квартиры на улицу и закурили. Некурящий Румянцев сокрушался:
— Видели? Золото парень! И вот тебе на! Сам-то он такой ведь аккуратист!..
Наконец Вася появился с коробкой в руке. Побросав папиросы, Суетин и Моисеенко вернулись в комнату. Содержимое коробки из-под конфет выложили на стол. Вася деловито помогал раскладывать клочки бумаги на клеенке. На многих из них номера сохранились полностью, на других остались только серии или две-три цифры.
Сознавая, что пользы от полученных сведений немного, Дмитрий Николаевич все-таки бережно сложил бумажки в конверт и серьезно поблагодарил парня.
На поверку бумажки Васи Самылкина оказались не совсем безынтересными.
Большинство машин, которые с трудом удалось установить, принадлежали близлежащим предприятиям или колхозам и никакого отношения к зерну не имели.
Но две — кустанайская и шадринская, Курганской области, — следователей озадачили. У кустанайской сохранилась серия и три цифры, найти ее не представляло труда. Шадринскую же узнали только по серии. Ее отыскать было не просто.
Тем не менее, после короткого совета Суетин сел за обстоятельную телеграмму в Кустанайское областное управление, а Моисеенко срочно собрался в Шадринск.
Накануне отъезда Суетин посоветовал:
— Сапог-то с мешочком прихвати с собой.
— Уже — в чемодане, Дмитрий Николаевич.
В Шадринске Анатолий Моисеенко понял, что задержится в командировке надолго. На полях обширного хлебного района в полном разгаре шла страда. Все машины, без которых могли обойтись в городе хотя бы на короткое время, разъехались по колхозам и совхозам. Это прибавляло хлопот. Суетин и Моисеенко еще дома решили оставить в покое гаражи шадринских промышленных предприятий. Но обстановка изменила их план, эти машины тоже могли участвовать в махинациях с зерном.
Работники шадринской автоинспекции не отказывали Моисеенко в помощи. Но прошло две недели. Суетин сообщил в Шадринск Моисеенко, что уже получил ответ из Кустаная, где машину обнаружили. На ней действительно приезжали в Соколовку торговать зерном.
Торговцев, живых и здоровых, задержали всех, даже начали следствие по хищению зерна. А в Шадринске дело не двигалось. И только к исходу третьей недели в одном из колхозов нашли машину, шофером которой оказался молдаванин. В памяти Анатолия Моисеенко тотчас встала маленькая робкая женщина из Соколовки, утверждавшая, что зерном торговал цыган, и он немедленно погнал в деревню.
Сельский участковый уполномоченный доставил его на полевой стан, где ночевал шофер Сырба, почти к полуночи. Сырба, черный и корявый, вышел к милиционерам в старой выгоревшей гимнастерке и штанах, заправленных в кирзовые сапоги. Моисеенко больше не сомневался, что имеет дело с тем, с кем нужно. Если этот человек не убийца, то он определенно зернокрад. И он не стал с ним разговаривать, а просто забрал его в Шадринск.
От Анатолия Моисеенко и его помощника не укрылось, как прятал от них Сырба сразу ставший пустым взгляд, как торопливо залезал в «газик», словно боялся плевка от своих односельчан, как хрипло попросил разрешения закурить и после этого отвернулся к окошку.