Без огня - страница 11

Шрифт
Интервал
стр.
Hey, Jude! Остановись, пока не поздно:
повешенным быть – серьезно.
А ты себя за ногу и к ветке попробуй.
Может, похоронят в гробу и крест поставят?
Господи, Господи! Кто же нами правит?
А ты, Иуда, не лги. Бери ведро и топай отсюда!
Бери, беги, беги!

12 февраля 2004 года

***

Изуверясь, извратясь,
Не вернуться на оси
в жизнь, которая вилась
колесом по небеси —
Пусть и жив я, и не пуст,
Господи, не вознестись
к уст устам – соитью уст,
изуверясь на оси,
Повторяяясь, как пришлось
тени, а она верней
дней ушедших на авось —
богодней и трудодней.
Тень моя и плоть моя —
значит, это тоже – Я?
Повторяясь и слезясь
то ль от ветра, то ль от муки,
я ищу, Небесный Князь,
не твои прохладны руки,
а горячие «ещё»
пытки бешеной, последней
Господа, своим мечом
медлящего крик предсмертный.
Значит, я ещё живу? —
Свят Господь! – и наяву?
Претворяясь и светясь
куколкой – когда восстану?
Ткнет каблук меня, и в грязь
обращусь я сдуру-пьяну.
Буду думать: из камней
Бог творил Евангелистов,
обращусь я в крепь кремней,
плесенью застыну, истов —
камнем, явью, крепью стать —
вечной смертью умирать.
Камень с камнем – пирамида.
Господи, моя обида —
Ты стоишь и я стою
Грешным камнем на краю,
Изуверясь, превратясь,
Там, где камень Твой и Аз.

январь 2004

СТИХОТВОРЕНИЕ-КВАДPAT

Л.

Что же случилось с Тобой
И со всеми нами?
Даже чайники на меня смотрят
Твоими глазами,
Даже из носу каплет
То кровь, то слеза…
Полно. Так и писать нельзя
и говорить… На языке овощей
все сказал Пастернак.
Что же случилось? Как?
У Алексиса был коврик при входе,
к нему Марина однажды пришла,
Отдала свои тексты
(он сдал их потом в Госхран).
Печальный разговор на кухне…
(Ах, жизнь всегда тяжела!
Столько хранилищ и похорон!)
О чем же я?..Что говорю?
Вот, сижу, на чайник смотрю
И даже не думаю…
(Ах уж, все эти «даже»! —
они как драже раздражают
в общем пейзаже
серого текста сырого…)
Что же случилось с Тобой?

май 2004

***

Цыган – это еврей на родине.
Еврей – это цыган на родине.
Гуцул – это гуцул в надрыве
Жалейки на турецкой ниве.
Китайская императрица
Железная была царица,
Носила ногти длинные по пояс,
К войне жестокой исподволь готовясь.
Вобще-то все всегда едино,
Но Марко Поло видел ассасина,
И кто-то в поле оседлал Пегаса,
Ведя бразду и восклицая: «Асса!»
Откуда ни возьмись тут Фридрих Ницше,
Он плакал, морду лошади лаская лобызал.
Еще какие-то пришли – их тыщи, тыщи! —
Да это скифы, Блок их так назвал.
«Живи, живи хотя бы четверть века»,—
Сказал калеке муж ее калека.
Ночь. Улица. Пиздец. Фонарь. Аптека.
«Пожалуйста, настоечку овса!»

23 марта 2004 года

***

слышу грай вороний птичий хор
скоро лист появится первый лист
первый президент был дирижер
а второй как есть каратист
дарит патриарху букет
этакий салат из цветов
на другой картинке он так мил
руки как католик сложил
двое благочинных за ним
наблюдают он недвижим
в позе каратиста застыл

2 марта 2004 года

***

день Рождения прошел так тяжело
подарили мне чудесный телевизор
ах но лучше бы гусиное перо
да к тому ж еще листочка три верже
белый ляпис чтоб замазывать ошибки
напоследок белый белый шум

2 марта 2004 года

***

пушкин-кукушкин, где Вы и где Вы?
Там, где плодятся облакодевы.
Вот приземлился Ваш самолет…
Полный вперед – ау, ау, ау! – полный!..
Волны под Вами – о, нелюдимо! —
это Марина. Было бы мимо
всех Ваших горестей, страстей, затей…
Господи, убереги ее от смертей.
Пусть моя жизнь ничего не значит,
было бы ей инако, иначе.
Ну, инокиня, ну, икона —
а Кто и где Вы?
Там, где плодятся облакодевы,
и Вы среди них Беатриче-Петрарка
(странная, должно быть, помарка),
небо летит. Океан. Много дичи.
Вы не простите меня, Беатриче?

март 2004

НЕОКОНЧЕННОЕ

Окаянная жизнь. Вся душа окаянная,
то железная – вкось, то совсем деревянная.
Богомерзкий алтарь: кто по что, я – по дрянь свою
жлоблюсь или стою – на кресте и – по дрянь свою.
Мерзью выщерблен рот: где клыки мои, Дракула?
В честь каких же забот суждено мне так наголо
сесть на кол господарев? Прости, деревянная
моя жизнь, мой Господь. И совсем окаянная…

март 2004

МЕДВЕЖЬЯ МОЛИТВА

Серафиме, отче с медвежонком,
Купи, купи меня цирка ради,
Ради Элис, Нилуса и Николи,
И Алеши в кровавой его простынке.
Серафиме, отче, Апостола Муравьева
Казни еще раз – пусть два раза падает в яму
Читать дальше
стр.
Похожие книги
Проза Ивана Сидорова
Франкфуртский выстрел вечерний
Сказка на ночь
Все сразу
Литературы лукавое лицо, или Образы обольщающего обмана
Полное собрание стихотворений
На склоне пологой тьмы
Холсты
Сквозь високосный год