Благодаря вышеупомянутой репутации детской няньки, после выписки Максима ко мне подселили Абдулазиса. Абдулазису было двенадцать лет, и он был родом из Узбекистана. Вначале я не знал что говорить, о чем беседовать с моим новым соседом, поэтому большую часть времени старался проводить вне палаты. У телевизора или у Витьки - его поселили в одиночную палату. Потом медсестра попросила меня сводить Абдулазиса к стоматологу. Очень медленно, с передышками (Абдулазис тяжело дышал и часто приседал на корточки) мы сходили по застекленному переходу в другой корпус и по дороге вроде бы разговорились. Причем больше говорил он.
Потом мы вернулись в палату и к нам в гости пришел Славка. Как всегда он хотел сыграть со мной в карты. Мы предложили Абдулазису быть третьим, но он наотрез отказался. Видимо ему не позволяло воспитание. Славка подошел к лежащему на кровати Абдулазису и стал рассматривать что стоит у него на тумбочке. На тумбочке, кроме всего прочего стояла бутылка фанты накрытая плетеным чехлом в форме пуделя. Славка начал знакомиться, выяснять сколько Абдулазису лет, да как его зовут. Потом прискребся к его имени. Вобщем, у них сразу установились вполне определенные натянутые отношения.
Славка стал заходить чаще, я узнавал его все ближе и ближе, пока наконец, в один прекрасный день я не поймал себя на том, что уже радуюсь когда Славка приходит к нам в палату, и скучаю, когда его долго нет. Славка оказался довольно незаурядной личностью. В разговорах с ним я совершенно не чувствовал разницы в возрасте и интелекте. У него было отличное чувство юмора. А в редкие минуты, когда он становился серьезным, он был, пожалуй более рассудителен, чем я.
Абдулазис был парнем довольно своеобразным, немного зажатым, но в общем ничего. В отношениях с ним я был предельно лоялен и корректен, но и Славка и Абдулазис чувствовали, как бы я это не скрывал, что во всех ситуациях акцент моих симпатий на Славкиной стороне. Поэтому Абдулазис никогда не позволял себе того, что мог позволить себе Славка. А Славка позволял себе забираться на мою кровать в тапках, подваливать мне под бок, перетягивая себе подушку, мог попить без спросу из моего стакана, мог с размаху сесть мне на живот, мог обзываться и наконец он мог называть меня Володькой. Вобщем он делал все то, что сделал бы человек знающий что ему все простят. Конечно, иногда я выходил из себя, но все равно, всерьез сердиться на Славку я уже не мог.
Из окна палаты видно большое серое здание. Это генштаб ПВО. От нечего делать я стал прозрачно намекать Абдулазису, что я заслан сюда чтобы шпионить за генштабом. Я складно врал и даже продемонстрировал знание иностранных языков. В конце концов Абдулазис нехотя поверил мне и установил за мной негласный надзор.
Потом положили Серго. И это дало еще один повод к общению с обитателями 9-го этажа. Стыдно признать, но мы откровенно потешались над ним. Ему было года четыре и он ни слова не знал по-русски, но все время что-то бормотал и вскрикивал, сопровождая это типично грузинскими жестами. Это был очень темпераментный ребенок и на наш смех он реагировал бурным всплеском эмоций. Причем никогда нельзя было сказать наверняка, радуется он или сердится. Он закатывал глаза, скалил зубы, шлепал себя по лицу и яростно жестикулировал. Я блеснул эрудицией. поздоровавшись с ним по-грузински. Затем как-то само собой выяснилось, что "ара" в переводе означает "нет".
Вскоре, у Серго обнаружилась дурная привычка - рыться в тумбочках в наше отсутствие. Раза два мы заставали его в нашей палате за игрой в шахматы, которые он доставал из моей тумбочки. Фигуры он расставлял по всей палате, так что после его этюдов очень трудно было скомплектовать все фигуры вместе. Однажды мы зашли в палату со Славкой и Абдулазисом и в очередной раз застали нашего гроссмейстера за тем же занятием. Я вышел из себя и попросил его покинуть помещение. Он не знал русского языка. Пришлось объяснить жестами. Жестикуляцию он понял, но подчиниться не захотел - это ударило бы по его самолюбию. Он сидел у стены, прямо на полу и ковырялся в моих шахматах. Я снова вышел из себя и отнял, несмотря на ощутимое сопротивление, у него коробку с фигурами. Он продолжал сидеть у стены, но было видно, что он с трудом сдерживает себя. Это мне надоело, я взял его подмышки и поволок к двери. Тут в нем взорвался весь его южный темперамент и мне понадобились немалые усилия, чтобы выставить его за дверь. В пылу борьбы с него слетели тапки и он кричал басом: "Бабули, бабули!" Мы выкинули вслед за ним в коридор его бабули.
