Надо разговаривать. В больницах, тюрьмах и других тому подобных местах человеку просто необходимо общение. А в больничных и тюремных знакомствах решающую роль играет первое впечатление. Поэтому надо разговаривать. А разговаривать не хочется. Хочется лечь и уснуть или в крайнем случае сесть и ни о чем не думать. Но надо разговаривать.
В последнее время меня стало хватать только на какое-то одно дело. Учиться - так учиться. Ни книг, ни астрономии, ни кубик-рубик. Ничего более. Или учиться или кубик-рубик. Потому-то я и не люблю головоломки.
А сейчас надо разговаривать. Просто необходимо-чтобы не прослыть в глазах больничной общественности этаким букой-задавакой. Боль в животе. Боль от которой слабнут ноги и выступает на лбу холодный липкий пот. Не помню о чем я говорил. Наверное нес всякую дичь, впрочем, вероятно,вполне приличествующую ситуации дичь. Что-то там про устройство кровати (неисчерпаемая тема). Обычная светская болтовня двух малознакомых людей.
В палате становится прохладно - все таки конец августа, а я легко простужаюсь.Закрыл балконную дверь.Душно.
Пришел врач. Мануэль Пастенас - чилиец (латиноамериканский акцент) Вопросы - ответы - давление.
Рекогносцировка. Отделение находится на 9-м этаже. Замкнутый контур коридора, внутри которого находится медсестринский пост и служебные помещения, а по внешнюю сторону - палаты и холл с телевизором. По одной стене здания тянется общий для всех палат балкон.
Я спустился вниз в вестибюль. Мама говорит что я как муравей в этих трико. Прошу не нести мне еды. Только сок и газеты.
Вестибюль богат. Стены облицованы мрамором. Пол - гранит. Мягкая мебель.
Все болит.
Расстаемся с Мамой и Юрой. Я говорю чтобы они , прежде чем уедут , обошли здание и посмотрели где у меня балкон.
Я на балконе. Машу вниз.Мама стоит и держась за голову смотрит вверх.У нее к перемене погоды разболелась голова.Я кричу чтобы они подождали.Спускаюсь вниз и выношу Маме валидол с Но-шпой.
Весь день обида и досада,что не удалось погулять по Москве, сидят где-то внутри меня и время от времени подступают к горлу.Но постепенно чувство это рассеивается уступая место благодушию и умиротворенности. У больничной жизни тоже есть свои светлые стороны. Впервые за очень долгое время мне никуда не надо было спешить. Наконец можно расслабиться. " Полежу," -думал я-"дней десять,хоть отдохну".
На балконе. Виктор,как коренной москвич,показывает мне Москву:
--Это Кремль,это Москва-река, там посольство Ирака(Ирана). А это-говорит он показывая на белоснежное здание -- здание СЭВа. --А-а,- говорю я, хотя прекрасно знаю что это здание Моссовета.
БЛИЖЕ К ПОЛУНОЧИ ПЕРВОГО ДНЯ
--А сейчас чаек скипятим--Витька (именно так, к своему собственному удивлению, я скоро стал называть соседа по палате, несмотря на то, что он был ровно в два раза старше меня. Этому способствовали некоторые черты его характера, как то несерьезность, бьющая через край общительность и фонтанирующая разговорчивость) достает кипятильник. --А в чем? -- я заинтересован. --У меня все есть, я человек опытный--он вытаскивает из тумбочки литровую кружку. Я спешно выкладываю из своей тумбочки все съедобное.Мы ставим между кроватями два стула,накрываем их газетой и валим на этот импровизированный стол все припасы.К этому времени вода закипает и Витька сам заваривает чай. --Чтобы правильно заварить чай--говорит он--необходимо перед заваркой положить в кипяток кусочек сахару.
Затем , накрыв кружку бумагой мы оставляем чай настаиваться, а сами выходим на балкон. Ночная прохлада сразу же забирается мне под мастерку. Я подхожу к перилам. Передо мной ночная Москва. До самого горизонта разбросаны огоньки. Но не так густо как я мог бы себе представить. Или все спят, или мы находимся в каком-то административном районе. Где-то возле горизонта вспыхивает неоновая реклама. Там же светятся рубиновые звезды Кремля. Веет прохладой с реки. Мы разговариваем. Витька, невзирая на подписку о некурении, курит,сидя на корточках. Я все больше замерзаю. Наконец мы входим в палату и садимся за трапезу.
