Так, своим полным одиночеством в первые дни я заслужил свое первое звание в армии паломников-компостельцев. Мое лицо заросло короткой бородой, на одежде появились пятна от грязи и различных продуктов, которые разливались или рассыпались, когда я готовил на земле. А мой ум, по которому шаги били, как удары молота, потерял свою обычную форму, затуманился от тошноты и усталости и в конце концов, претерпел великое преобразование, быстро превратившее его в сознание истинного паломника.
То, чему я раньше, до выхода в путь, не уделял никакого внимания, постепенно стало приобретать для меня большое значение. Замечать знаки, которые помогают ориентироваться. Купить еду. Найти, пока не поздно, плоский участок земли, где можно поставить палатку. Подумать, как сделать легче груз, который ты несешь на спине и который все еще слишком тяжел. Вот какие дела начинают заполнять ум жаке днем и ночью настолько, что делают паломника своим рабом.
Во время этого преобразования он становится совершенно другим человеком – не тем, кем был раньше. И тогда он готов к встрече с другими.
У меня эта пора привыкания продолжалась примерно до остановки в монастыре Зенаруза. К нему подходят по старинной мощеной дороге, совершенно средневековой. Эта calzada, которую накрывала тень деревьев, была еще мокрой после вчерашних дождей, когда я по ней шел. Как только я покинул эту низинную дорогу, меня встретило яркое солнце, которое заливало светом заросли кустарника и заставляло блестеть нежную зелень лугов на холмах. Монастырь находится на вершине одного из склонов. С того места, где он стоит, открывался широкий вид на баскские поля и на давившее их своей тяжестью небо густого синего цвета с ватной подкладкой из больших белых облаков. Перед монастырской церковью стояли три гранитные колонны, отмечавшие последний этап Страстного Пути. Когда проходишь через ворота, справа от тебя оказывается церковный двор, а налево – здания монастыря. В тот момент ни на той, ни на другой стороне не было ни одного человека. Дальний конец двора примыкал к заросшему травой парку, который поднимался вверх до границы леса. Маленькая лавочка, где продавались вещи, сделанные монахами, была закрыта; но у входа был внутренний телефон, по которому можно было вызвать отвечавшего за нее брата. Я позвонил. Скрипучий голос велел мне обойти вокруг современного здания и ждать перед кухней. Тогда я заметил, что сзади церкви действительно стояло небольшое здание, построенное совсем недавно; его фасад был обращен в сторону холмов, широкий вид на которые открывался с этой точки. У этой постройки были обычные застекленные окна, и она имела жилой вид. Зайдя за угол, я оказался на террасе, которая находилась у подножия этого нового здания, и стал ждать.
Повинуясь инстинкту паломника, которым я стал, поставил свой рюкзак на землю, растер себе плечи и вскоре развалился на земле, прислонившись головой к стене постройки и подставив щеки лучам заходящего солнца. Расслабленность отдыхающего человека быстро доводит его до крайней небрежности в одежде. Поэтому я вскоре снял башмаки и носки и начал осматривать пальцы своих ног. В этот момент передо мной возник забавный маленький человечек в синей рабочей одежде, совершенно лысый, с зорким взглядом и улыбкой на губах, – брат Грегорио. Он приветствовал меня словами «добро пожаловать» и властным движением указал мне на спальню для паломников, куда я и пошел следом за ним – босой. Это была крошечная комната на одной из боковых сторон современного здания; ее входная дверь была скрыта в стене. Обстановку спальни составляли кровати, установленные в два этажа, и стол из огнеупорной пластмассы. В ней могли разместиться восемь человек. Монах произносил свою заученную наизусть короткую речь для паломников, не обращая на меня внимания. Наконец он закончил, и я смог спросить его, можно ли мне поставить на территории монастыря мою палатку. Меня особенно привлекал в этом отношении маленький садик, в котором стояли последние кресты Страстного Пути. Этот зеленый треугольник был защищен огромным платаном, к тому же из садика оттуда открывался красивый вид на холмы и на скамью для отдыха посетителей. Грегорио сказал мне, что, устроившись там, я никому не помешаю.
