– Вот стерва, – ответила она добродушно.
– У нас есть отчет, и он подтверждает то, что сказал тот парень, – вмешался Марк.
– Минутку. Какой «тот парень»?
– Джесс заплатила за консультацию по дезинсекции, – пояснил Марк.
Я схватилась за голову.
– Марк, мы не должны зависеть от Джессики и допускать, чтобы она выручала нас каждый раз, когда у нас возникают денежные проблемы.
– Не должны?
– Марк!
Он пожал плечами:
– Да, но... она не возражает. У нее больше денег, чем она может потратить за тридцать жизней. Так почему бы ей не помочь нам, если ей хочется?
– Эй, ребята, не забывайте, что я здесь, в комнате.
– Нам ведь не удастся продать дом, пока мы не уничтожим термитов. Я думаю, мы могли бы снять квартиру...
– Или люкс в отеле «Маркетт», – пробормотала я. Запах вкусно пахнувшего хлеба сводил меня с ума. Пункт 267 кодекса бессмертных гласил: пища продолжает сохранять для вампира приятный запах, но один твердый кусочек – и начнется рвота. Теперь я строго придерживалась жидкой диеты.
– Что было на работе? – спросила Джесс, вытаскивая хлеб из тостера и бросая его на стол.
– Догадайся, кто сегодня вечером приходил в «Мейси», чтобы приказать мне бросить все и переехать с ним в «Маркетт»?
– Эрик Синклер? – Они оба произнесли это одинаковым мечтательным тоном. Моя лучшая подруга и мой товарищ по комнате – оба были страстно влюблены в него. Затем Джессика захихикала.
– Эрик приходил в «Мейси»? Он не воспламенился в тот момент, когда проходил мимо кассы?
– Увы, нет. Он попытался загипнотизировать моего босса, чтобы заставить его уволить меня.
– Ты убила его? – спросил Марк.
– К сожалению, нет. Мне пришлось работать сверхурочно, а затем... в общем, не важно...
– Пить кровь из потенциального убийцы?
– Потенциального насильника, но это не важно, как я сказала. Как бы там ни было, затем я пришла домой, чтобы выслушать доклад о термитах.
– Возможно, это и к лучшему, – изрекла Джессика с набитым ртом. Я отвела взгляд, пока она продолжала: – Не похоже, чтобы ты была влюблена в этот дом. Может быть, пора поискать новое жилище.
Я ничего не сказала, но задумалась над ее словами. Я жила в этом доме много лет... с тех пор как меня исключили из колледжа. Мой папа утешил меня чеком на двадцать тысяч долларов, и я истратила порядочную сумму на оплату моего трехкомнатного коттеджа. Он давно сделался для меня мал, но я была слишком ленива, чтобы заниматься его продажей.
– У меня есть кое-какие мысли на этот счет, – продолжала она, отхлебывая мой чай. – Ты ведь единолично владеешь этим домом, так?
– Ты знаешь, что так, – ответила я раздраженно. – Ты единственная, кто заплатил по закладной, когда я умерла.
– Правильно, я как-то забыла об этом.
– Оно и видно.
– Я считаю, что нам надо пригласить моего дезинсектора опрыскать этих термитов. Тогда мы сможем выставить дом за низкую цену. За такую цену на этой окраине...
– О, опять ты начинаешь ругать Яблочную долину.
– Извини, я просто думаю, что города без индивидуальности неполноценны, – сказала она со снобизмом двадцатидевятилетней миллиардерши. – А в Яблочной долине нет даже собственного делового центра. Он существует только благодаря Миннеаполису. Ску-учно.
– Нахалка. – Мне нравилась Яблочная долина. Если я хотела пойти в бакалею или в парикмахерскую, позавтракать блинами или купить последний роман Робба, я могла сделать все это в пределах полумили... и по большей части в одной и той же торговой галерее. – Мегаполисная нахалка.
Она подняла пальцы в шутливом жесте. Я с содроганием заметила, что ее ногти были выкрашены в бледно-зеленый цвет.
– Тем не менее я думаю, что мы могли бы легко получить за него сто пятьдесят тысяч. Даже с термитами. И мы пустим их в оборот и используем на что-нибудь более соответствующее нашим потребностям.
– Нашим потребностям?
– Я продаю свою квартиру. Мы с Марком говорили об этом и решили, что я должна переехать вместе с вами.
– Я что, пропустила еще одну конференцию-меморандум?
– Нет, всего лишь собрание. Мы провели его днем.
– Я бы хотела, чтобы вы перестали все решать без меня, – проворчала я. Я собралась было протестовать, но не стала: Джесс так часто находилась в моем доме, что фактически и так уже переехала. Я также знала почему. Моя смерть по-настоящему потрясла ее, и она не желала больше выпускать меня из поля зрения.
