– Мне надо пройти вводный курс, – объяснила Нина. – Ты, пожалуй, можешь подсказать, куда мне сейчас…
– Шеф нашей разведслужбы захотел сразу же переговорить с тобой. Ты знаешь, где он сидит?
Откуда ей могло быть это известно?
– Нет, – ответила она.
Кукла Барби объяснила.
На каждый шаг Нины пол реагировал глухим звуком, который, как ни странно, не сопровождался эхом. Она проходила мимо открытых дверей. До нее долетали обрывки разговоров. Дневной свет попадал внутрь через окна, расположенные под самым потолком. В конце коридора она повернула налево и попала в угловую комнату с видом на Бергсгатан.
– Входи, Нина.
Комиссар К. поднялся по служебной лестнице. Он покинул отдел насильственных преступлений полиции Стокгольма и стал шефом КРС Государственной криминальной полиции – Криминальной разведслужбы.
Она вошла в комнату, расстегнула куртку.
– Добро пожаловать в ГКП, – сказал он.
Это явно была стандартная фраза для приветствия новых сотрудников.
– Спасибо.
Она изучала мужчину, сидящего за письменным столом, стараясь делать это незаметно. Его пестрая гавайская рубашка резко контрастировала с окружающей обстановкой. Им приходилось общаться раньше, когда полицейского Давида Линдхольма нашли убитым (когда она нашла Давида убитым), и ей стало интересно, упомянет ли он об этом. Его письменный стол был абсолютно чист, за исключением кофейной чашки, ноутбука и двух тонких папок. Шеф КРС поднялся, обошел его и поздоровался с ней за руку.
– Уже научилась ориентироваться в нашем лабиринте? – спросил он и показал на стул для посетителей.
Когда бы она успела это сделать? Появилась здесь пять минут назад.
– Нет еще.
Нина повесила куртку на спинку стула и села. Стул оказался жестким и неудобным. Комиссар вернулся на свое место, отклонился назад и внимательно посмотрел на нее.
– Ты должна пройти вводный курс сегодня, не так ли?
Ей сказали, что на это уйдет целая неделя.
– Да, все правильно.
Он подтянул к себе одну из папок, надел очки, взял первую страницу и прочитал вслух из ее резюме.
– Школа полиции. Потом полицейский округ Катарины в Сёдермальме, стажер, аспирант, инспектор. Затем учеба снова, Стокгольмский университет, двести сорок пунктов по поведенческим наукам. Криминология, социальная психология, курс этнологии. – Он посмотрел на нее поверх очков. – Почему поведенческие науки?
«Потому что я запуталась, потому что хочу понимать людей».
– Это показалось… интересным.
– Ты говоришь по-испански, насколько я понял? И по-немецки, и по-португальски?
– Я выросла на Тенерифе. Мой отец по национальности немец. Я понимаю по-португальски, но говорю не особенно хорошо.
– Английский?
– Угу.
Комиссар закрыл папку.
– Принимая эту должность, я настоял на праве набрать сюда немного моих собственных людей. И хочу видеть тебя здесь.
Она не ответила, лишь внимательно наблюдала за ним. Что он имел в виду? Почему упомянул ее образование?
Комиссар отложил в сторону папку и сдвинул очки на лоб.
– Почему ты закончила в Катарине? И решила начать снова?
Нина молча смотрела на него какое-то время.
«Потому что несколько поколений моей семьи были связаны с криминалом. Потому что и я выбрала ту же стезю, хотя и двигалась с другой стороны. Потому что я застрелила моего брата на наркоферме в Марокко».
– Почувствовала, что хочу развиваться… и у меня есть опыт, чтобы принести пользу.
Комиссар кивнул снова, спокойно посмотрел на нее.
– Мы не используем здесь полицейский жаргон, – сказал он. – Ищем все нестандартное, у нас любые отклонения в почете. Нам нужны женщины, педики, черные, лесбиянки, академики, все, кто хоть чем-то отличаются от нормы.
Неужели он тем самым пытался шокировать ее? В таком случае ему требовалось попробовать что-то покрепче. Или он выяснял ее сексуальные предпочтения?
Нина не ответила.
Комиссар еле заметно улыбнулся.
– Поскольку ты квалифицированный полицейский, у тебя есть все профессиональные навыки, ты умеешь проводить допросы в той мере, насколько найдешь это необходимым. Но нам ты нужна в качестве оперативного аналитика. Тебе действительно так важно пройти вводный курс?
Нина посмотрела на него, ничего не ответив.
