Взгляды их встретились.
— Это не первая моя попытка, но точно последняя. Ты, Ник, – моя последняя надежда. Я уже пытался трижды, и с каждым разом выходило все хуже и хуже. Когда я начал изменять наши жизни, во мне было больше человечности. Я ее почти растерял. Во время последней попытки что-то во мне словно перегорело, и честно, это пугает. А я не испытываю страха. Никогда. Особенно после того, через что прошел. Но грань, за которой меня перестанет волновать что-либо вообще, тонка. Иногда я хочу, чтобы все закончилось. Потому что когда это случится, боль исчезнет и во мне установится какое-то подобие покоя. Насовсем. И никому от этого не поздоровится. А, как я уже сказал, меня почти ничего уже не волнует. Моя человечность держится на невероятно тоненькой ниточке, которая, думаю, в один день оборвется. И да поможет нам тогда Господь.
По спине Ника побежали мурашки. Он не хотел сурового, одинокого будущего, описанного Амброузом. Более того, он не хотел становиться Амброузом. Хотя он был достаточно циничен и подозрителен по натуре, часть его все еще сохраняла честность и верила в доброту и порядочность людей. Во всяком случае большинства.
Он глядел на Амброуза, обдумывая услышанное.
— Тогда зачем мне слушать то, что ты мне рассказываешь? Как я понимаю, ты связался со мной, чтобы обрести покой и положить конец нашему миру… И что значит – ты пытался три раза? Как?
— Я и забыл о своем синдроме дефицита внимания, — Амброуз покачал головой, – не удивительно, что Кириан иногда был резок со мной.
Прежде чем ответить на вопрос Ника, он глубоко вздохнул.
— Я уже руководил тремя Никами прежде. Четырьмя, если считать мое собственное детство.
— Со-обственное? – он произнес это слово, словно проигрывая его в голове.
Амброуз горько засмеялся.
— Моя жизнь слегка отличалась от твоей. Ненамного. Парой мелочей. Но эти мелочи создали большую разницу в последующих событиях.
Да, об этом он и подозревал. И это по-настоящему пугало его.
Никогда недооценивай способность людей испортить даже самые тщательно выстроенные планы — одно из любимых выражений его друга.
— Например? — спросил Ник.
— В первой попытке корректировки прошлого я заставил Ника рассказать нашей матери о мире Темных Охотников, как только он попал в него, — Амброуз сморщился, словно ему было невыносимо больно от воспоминаний. – Я действительно думал, что это лучшее решение. Правда. Все эти годы я повторял себе, что если б она знала о сверхъестественном, если бы она была предупреждена и не…
Он выругался. Затем повернулся к Нику.
— Но она не приняла это и не поверила… Это была катастрофа. Она решила, что это умственный дефект, наследственность отца, шизофрения, если быть точным. Первый Ник окончил свою жизнь в психиатрической лечебнице, где никто не защищал его от врагов. Я все еще напуган тем, что с ним сделали. И, что хуже, без нас мама продолжила работать в клубе и ее застрелили во время ограбления.
От одной мысли Ника затошнило.
— Серьезно?
Амброуз кивнул.
— Нет ничего хуже, чем наблюдать за последствиями своих же поступков, происходящими на твоих же глазах. Они навсегда остаются в твоей памяти. Понимаю, почему Савитар сидит на своем острове, подальше от всех.
Кто? Ник никогда об этом человеке не слышал.
— Савитар?
— Создание, с которым ты однажды встретишься. Сейчас это не важно. Просто помни, ты ни о чем подобном не должен разговаривать с матерью. Она не хочет этого знать и никогда не примет того факта, что у нее сын от демона.
Кто бы винил ее за это? Лично он считал, что ни одну женщину не обрадует подобная новость. Эй, милая, знаешь что? Сын, которого ты носила в своем теле девять месяцев, ради которого ты жертвовала своей жизнью и достоинством, должен принести конец свету. Разве ты не гордишься?
Да, это уж точно не сработает.
Так что он не откроет матери правды о себе, отце или его боссе Темном Охотнике Кириане. Если честно, Нику хотелось рассказать ей, почему Кириан не такой как все, почему он работает поздно ночью и не появляется днем. Но каждый раз, когда он думал об этом, нутро подсказывало, что лучше молчать.
