Мы дружим всего несколько секунд, а я уже успела облажаться.
– Ты не обязан говорить мне.
– Это качори[1].
Он сказал это так тихо, что я еле-еле его услышала.
– А что это такое?
Он пожал плечами.
– Просто какая-то штука, которую раньше готовила мне моя мама.
Использование прошедшего времени в этом предложении, должно было показаться странным, но не для меня. Мне это было до жути знакомо. Однако я не хотела думать о худшем, пока не знала наверняка.
– Почему она перестала его готовить?
Этот вопрос словно повис в воздухе между нами, и я тут же пожалела о том, что задала его.
Я по себе знаю, как это раздражает, когда люди начинают спрашивать о моей маме. Как тяжело им объяснить, что ее больше нет, что она не вернется.
Это все равно что разодрать болячку, которая никогда не заживет.
– Извини, – прошептала я. Хотя извиняться бессмысленно. Извинения никак не смогут вернуть человека обратно. – Прости, что я извинилась. Моя мама… она умерла, когда мне было восемь.
Его глаза устремились на меня.
– Со временем становится легче?
У меня в горле будто застрял комок, на мгновение я перестала дышать. Это такой трудный вопрос, и я не знала, как на него ответить, чтобы не сделать ему еще больнее.
Возможно, мне нужно было сказать ему то же самое, что мне сказал отец. Что моя мама – ангел на небесах и что она всегда будет рядом со мной, несмотря ни на что.
Но тогда я бы соврала, потому что ее нет рядом со мной.
И никогда не будет… ее больше никогда не будет рядом.
– Нет.
Он кивнул, и прежде чем я успела что-то сказать, он выбросил свой качори на землю и потоптался по нему.
– Я не понимаю, как вчера она еще была здесь, со мной, а сегодня ее уже нет. – И он снова начал топтаться по земле, превращая оставшееся от качори месиво в крошки. – Почему Бог сначала дает нам близких людей, а потом забирает их?
Я хотела бы знать ответ, но, к сожалению, не знала. Поэтому единственное, что я могла сделать, – пережить это вместе с ним. Его боль – моя боль. И даже если я не могу ему помочь, то пусть он хотя бы знает, что не одинок.
У него есть друг… нравится это ему или нет.
– Мой отец… плачет по ночам.
Я кивнула в ответ. Мой отец тоже плакал по ночам. – Он думает, я не слышу, как он плачет, но это не так. – Он замолчал и посмотрел на меня. – Как мы должны это пережить, если даже у него не получается? Не дожидаясь ответа, он вскрикнул и начал топать по земле еще сильнее. Я последовала его примеру.
Через мгновение от качори уже почти ничего не осталось.
– Тебе нравятся видеоигры? – резко спросил он.
Я пожала плечами.
– Вроде бы да.
– У меня есть приставка. Обычно я играю со своими братьями Лиамом и Коулом… но, думаю, ты можешь поиграть с нами… как-нибудь.
Я хотела принять его неожиданное предложение, но прежде мне нужно было узнать кое-что важное.
– Какая музыка тебе нравится?
Музыка для меня своего рода терапия. Если Джейс слушает какую-то ерунду, то наша дружба долго не протянет.
– Рэп.
Я расстроилась. Я могу слушать только нескольких исполнителей, а большинства великих музыкантов этого направления и вовсе уже нет в живых.
– А рок?
Он немного задумался, а затем сказал:
– Бывает, иногда слушаю.
Иногда? Я сморщилась. Все-таки хорошо, что мы теперь друзья, я направлю его на верный путь и научу слушать хорошую музыку.
Я потянулась к его руке и крепко сжала ее.
– Не беспокойся, Джейс. Все будет хорошо, я рядом. Я помогу тебе.
Я внимательно смотрела в зеркало на свои выцветшие синие пряди. Знакомая моей тети оказалась очень хорошим мастером, но даже она не смогла до конца вымыть этот синий цвет.
К сожалению, новый, почти вымывшийся оттенок стал еще менее заметным, когда я заплела волосы в пучок, как посоветовала мне тетя. А в сочетании с престижной униформой Академии, которую мне придется носить, пучок был единственным спасением этого образа.
Обычно в таком случае я бы устроила большой скандал, поскольку я терпеть не могу прогибаться под кого-то и подчиняться, но на данный момент я не хотела, чтобы у моей тети были проблемы из-за меня. Уэйн очень хорошо ко мне относился, но я уверена – он явно был не в восторге от того, что дочь уголовника будет жить в его доме целый год. Тетя, должно быть, очень долго и усердно его уговаривала.
