Мэри, упершись взглядом ему в плечо, казалось, не собиралась разговаривать.
– Это ты просила Гудрича выпроводить меня?
– Да, я. – Этот человек вел себя просто несносно, и лицо Мэри снова вспыхнуло от гнева. – Вы же понятия не имеете, чего требуют приличия, не так ли? Если бы я отказалась танцевать с вами, разыгралась бы отвратительная сцена. Я предпочла обойтись без скандала.
– Очень рад. Мэри, мне было бы неприятно, если бы пришлось разбить виконту нос или завтра утром направить на него пистолет.
– Но сделали бы, возможно, и то и другое, – глубоко вздохнула Мэри, – не подумав о том, что причините страдание многим людям? Не подумав о моей репутации?
– Мне противно наказывать людей, в том числе и Гудрича, но знай, Мэри, я не люблю иметь дело со сторожевыми псами. Лучше скажи мне все сама откровенно в лицо. Или у тебя не хватит на это смелости?
– Я не собираюсь ни спорить, ни разговаривать с вами, – сухо заметила Мэри. – И вообще не желаю иметь с вами никакого дела. Я хочу, чтобы вы ушли из моей жизни. Полностью, немедленно и навсегда. Но вы этому не верите, так ведь?
– Не верю. Во всяком случае, не хочу с этим соглашаться. Знаешь, Мэри, я хочу, чтобы ты осталась в моей жизни. Полностью, немедленно и – да, возможно, навсегда. Но мне кажется, мы начинаем притягивать слишком много любопытных взглядов, для продолжения нашего разговора требуется более уединенное место. – Он повел ее в танце через раздвижные двери на каменный балкон.
Вечер был довольно прохладным, другая пара уже возвращалась с балкона обратно в зал, и лорд Эдмонд и Мэри остались там единственной парой. Ни он, ни она не стали продолжать препирания. Мэри закрыла глаза, а лорд Эдмонд, придвинувшись к ней еще ближе, вдыхал ее аромат.
Это было восемь дней назад. В это же вечернее время гроза, должно быть, уже началась, и он уже обнимал и целовал Мэри, а возможно, как раз укладывал на стол или, быть может, уже был внутри ее. Будь сейчас то время восемь дней назад – весь остаток вечера лорд Эдмонд предвкушал бы заветный момент. Господи, если бы можно было вернуть время на восемь дней назад и оказаться рядом с Мэри.
Мэри! Он посмотрел на нее и вдруг с каким-то испугом понял, что влюбляется в нее.
Нет, уже влюбился.
Благословенно приятный после жары танцевального зала воздух на балконе, такая чудесная музыка, что невозможно было устоять и не танцевать, вальс, наверное, самый замечательный на свете танец – от всего этого Мэри расслабилась и закрыла глаза. Ей хотелось, чтобы ее партнер ничего не говорил, хотелось отвлечься от реальности и представить, что она вальсирует где-то с прекрасным танцором.
– Мэри, – тихо и нежно шепнул лорд Эдмонд.
Она затаила дыхание, не открывая глаз, но он не произнес больше ни слова, и они продолжали танцевать, пока, покружив ее, лорд Эдмонд не остановился. Мэри ощутила за спиной что-то твердое и холодное – каменную балюстраду – и почувствовала, как ей щекочет щеку лист одного из растений, растущих в больших горшках вдоль всего балкона. Открыв глаза, она обнаружила, что растение почти полностью скрывало ее и лорда Эдмонда от посторонних глаз. Он стоял очень близко к ней, одну руку все еще держа у нее на талии, а другой сжимая ее руку, и пристально смотрел на нее.
– Мэри, – снова тихо произнес он.
– Я протанцевала с вами танец. – В ней опять вскипало возмущение. – Я даже старалась быть вежливой и перестала ссориться с вами. Этого больше чем достаточно. Я намерена вернуться в зал – сейчас же и одна. И прошу вас, милорд, в будущем оставьте меня в покое. Навсегда. Я не желаю даже разговаривать с вами.
Вместо ответа лорд Эдмонд нагнул голову и поцеловал Мэри. Одной своей рукой Мэри не могла распоряжаться – лорд Эдмонд крепко сжимал ее, но другой она толкнула его в плечо и, отвернувшись, влепила пощечину. Они боролись в тишине, пока ее запястья не оказались у него в плену. Тогда он прижал обе руки Мэри к своей груди и держал их там, дожидаясь, чтобы она немного остыла.
– Хотите, чтобы я закричала? Вы этого добиваетесь? Вам нужен еще один скандал? Обещаю, милорд, больше вы от меня не получите ничего без очень шумной сцены. Извольте отпустить меня.