«Задницы дьявола» — так именует Вольфзангер Гитлера и нацистов в одном из своих стихотворений. Он вообще часто выдвигает обвинения против нацистов, поскольку они уже закрепились в его сознании:
Мы с пушками, винтовками и саблями
Приносим человечеству большую беду.
Но нам это нравится,
Ведь мы — господа этого мира.
Сегодня государство стало нашим,
А завтра мы завоюем всю землю.
Нами правит клоун, а толпа —
Эта распропагандированная нами скотина из конюшни
Примкнет к нашему стаду.
Это строки из цикла Вольфзангера «Карнавал», который он составил в 1942 году. Вилли свои ранее неопубликованные стихотворения подписывает псевдонимом Петер Райзер. Так он может отрицать свое авторство, в случае если циклом заинтересуется полиция или гестапо. Как никакое другое его произведение, этот цикл демонстрирует его политическое лицо и говорит о том, что рядовой солдат Вольфзангер о преступлениях режима уже давно знал больше, чем большинство немцев поняло только после конца войны:
Евреев убивает
Ревущая орда,
Пришедшая в Россию.
Нас связывает кровь
С клоуном,
Ведущим нас…
Мы несем знамена
Арийских предков.
Они идут с нами.
Мы пьем и распутничаем,
Варварские следы
Обозначают наш путь.
Мы бушуем и орем
Среди чужих городов.
И празднуем
С глупыми советниками.
Мы хвастаемся и лжем,
Мы проклинаем и побеждаем,
Мы господствуем надо всем.
Человек — это мускулы,
Его лицо — дутая гримаса.
Он все равно что собака.
Его душа ничтожна,
Но мы творим историю
На одиннадцать тысяч лет вперед.'
Мы сталкиваем государства,
Открыв пути неистовой толпе.
Мы жертвуем собой
И служим, словно скотина,
Богу нашего времени.
Идиоты, рожденные для убийства,
Освященные сатаной.
Гитлер, как «клоун», ведет за собой подстегнутую орду. И он сам часть этой орды. Это стихотворение отражает картину, которая навеяна ветром бушующего вермахта на востоке. Иногда Вольфзангер выражается ясно и однозначно, но затем зачеркивает уже написанное, не в силах выносить то, что сам сочинил. В течение нескольких месяцев ему удалось избежать смерти, но уже осенью 1943 года он пребывает в апатии, идя навстречу своей участи. Подобные тем чувства, которые он отражает в рукописи, содержатся также и в его письмах к дяде, который, как он полагает, может больше понять его, чем мать. «Бесконечная война вызывает у меня странные чувства, которые я сам не в состоянии оправдать. Я действительно чувствую себя исправным солдатом и как будто бы без труда вступил в гармонию с моей участью. Я прекратил защищаться от того, что все равно произойдет. Делаю все, чтобы как-то развлечься и найти покой в себе самом (…). Но я предвижу, что весь мой героизм при следующей атаке и ураганном огне лопнет как мыльный пузырь». Нужно быть солдатом «не только внутри себя, но и снаружи», чтобы жить посередине между смертью и опасностями.
Мысль дезертировать не приходит ему в голову. Такое желание даже не возникает у него в течение более чем двух лет пребывания на фронте. Чередуются лишь отчаяние и эйфория. Облегчение приносит Вольфзангеру лишь очевидная неудача вермахта. С 1943 года быстрое поражение немецкоязычных стран, захваченных Гитлером, представляется ему единственным шансом продолжения жизни как во внешнем, так и в своем внутреннем мире. В январе 1944 года Вольфзангер пишет: «Это не страх. Никакой воли он подавить не может. Это и не глухое, смирившееся отчаяние, а предчувствие, что все наши страдания были напрасными. Однако чем с политической точки зрения эта война будет признана бессмысленней (также и для наших противников), тем легче станет мне играть свою роль, так как в этом случае я смогу найти примирение со своей совестью в происходящем конфликте». В конце 1943-го и в начале 1944 года, когда чрезмерное потребление спиртных напитков уже оставит следы в его письмах, Вольфзангер изобретает новые конструкции, чтобы показать себя солдатом хорошей Германии. Национальная гордость ни в коем случае не чужда ему. Также и от чувства превосходства по отношению к славянам он освобождается очень медленно. Вольфзангер пишет: «Я должен еще научиться преодолевать некоторые свои предубеждения и делать в дальнейшем более справедливые выводы». Он чувствует себя представителем культурной нации, наследником молодежных гениев времен бури и натиска. Когда театр его родного города разбомбили, он пишет: «В конце концов не играет особой роли то, что англичане его разрушили, так как тем самым они прекратили распространение искусства, созданного в нездоровый период для нашего времени». Вольфзангер тщательно разделяет нацизм и германскую нацию. «Поэтому я хочу еще жить для Германии и бороться за нее, — пишет он. — За ту цивилизованную Германию, которая сможет существовать только после ее поражения, после конца гитлеровского периода и поставит страну на то месте в мире, которое ей подобает. Если я борюсь за свою жизнь, то только потому, что хочу жертвовать собой не для Третьего рейха, а для будущей, свободной Германии. Принимая такое решение, я, как солдат, прячу пока свое лицо под маской, зная, что через какое-то время смогу себя назвать солдатом цивилизованного государства». Когда он пишет это, то чувствуется, что пока еще не может толком разобраться в своем мировоззрении. И жалуется: «Мне нужно было бы быть по крайней мере правоверным христианином и иметь на небесах свою родину».
