Беспощадная бойня Восточного фронта - страница 64

Шрифт
Интервал

стр.

Кровь засохла в глине, и только наши следы стирали ее. Трупы утопали в жидкой грязи. После таких переживаний уже ни одно божье творение, взрослый или ребенок, не могло называться человеком. И все же жизнь продолжалась, и все в конце концов должно было однажды пройти.

Моя воля к жизни возвращалась. Сила духа брала верх над унынием. Я просто вычеркнул эти дни из своей жизни.

Они ушли так глубоко в землю, как будто бы никогда оттуда и не появлялись. Я построил мост через пропасть и начал новую жизнь на другом берегу.

Несколько дней мы находились в относительном покое за линией фронта.

Потом снова маршировали по ночам и в утреннем тумане. Наши фигуры едва виднелись в кромешной тьме. Воздух был тяжелый и влажный, время от времени до нас доносилась с линии фронта музыка боя. Ночь прошла спокойно, наше положение было довольно стабильным за стрелковыми окопами в теплом бункере.

Сезон дождей заканчивался. В начале ноября впервые пошел снег. Выл сильный ветер, и сырой снег шумел по траве. Печь мы топили постоянно, слушая, как потрескивают дрова в огне и воет снаружи ветер. Потом снег на холме постепенно начал таять. Мы почти не разговаривали.

Огонь, деревенская хата в стране, поливаемой дождем, — это все, что было нужно путнику. Бог давал покой всему живому, заботясь также и о нас. Однако поблизости гремели бои, и смерть не ушла от нас далеко. Постоянная опасность закаляла нас, душа крепла, и нам это нравилось. Нас как бы выкопали из земли и извлекли из железных гробов, зажигая свет в наших душах.

Ночью горела деревня, однако звезды ярко светили даже в этом хороводе огней. Я бродил между окопами и заблудился однажды, оказавшись на нейтральной полосе недалеко от русских укреплений. Только трассирующие пули русских пулеметов указали мне путь назад.

Однако все скользило мимо меня с той странной путаницей сказочной жизни, которая отражала события, словно в зеркале, но не соответствовала действительности.

Покой. Но он не шел нам на пользу. Мы еще не опомнились от тяжелых сражений и искали чем занять себя, но находили эти занятия только в коньяке и игре в карты. Мы слушали пение метели за стенами бункера и размышляли.

Все же в это проклятое время, пожалуй, лучше всего было быть солдатом, оказавшись, таким образом, в центре событий. Я чувствовал себя примиренным с моей участью, хотя и не мог ее оправдать. Я больше не пытался найти выход из тупика, а выполнял свою солдатскую работу с радостью, порой удивляясь самому себе. Воспоминание о моем увлечении музыкой и поэзией казалось мне теперь каким-то гротеском в моей солдатской жизни в России. Я предвидел, однако, что подобные мысли окончательно лопнут во мне при следующем сражении, как мыльный пузырь.

Вся эта комедия имела, впрочем, глубокий смысл. Война стала стихийным, планетарным событием, и все остальное исчезало в дыму и тумане, словно иней в солнечном свете. Свобода, поэзия и музыка имели лишь символическое значение, и находились по ту сторону реальности. Я солдат, и ничего больше. Чтобы выжить в этой действительности, иметь право на жизнь на опустошенной земле, я должен был сменить свои жизненные позиции.

Так я размышлял в то время, когда в нашей жизни на фронте наступил относительный покой. Я снова тосковал по путешествиям в неизвестность. Это походило на возвращение из небытия. Я стал верить в то, что моя участь не так уж ужасна, находил в себе доверие к жизни и уверенность, свойственную молодости. Я ждал новых приключений.

И мое тайное желание исполнилось.


Цыганская жизнь.

Мрачной дождливой ночью мы опять отправились в дорогу, навстречу новым опасностям, лишениям, страданиям и приключениям. В Кожухине и Сукине мы жили как в мирное время. Моя участь могла быть более печальной. И я был доволен. Я оставался верен моему солдатскому долгу. Не из-за моих сомнительных приключений на нейтральной полосе и не из-за бессмысленного приношения себя в жертву, а благодаря стойкости духа. Безнадежность войны, отчаяние на каждом рубеже обороны, страх перед возвращением домой, разочарование в справедливости мира и в человечестве с его безумием и его преступлениями позволяли мне надеяться на последний шанс — окончить свою жизнь среди полей России.


стр.

Похожие книги