Как-то вызывает меня первый секретарь райкома партии нашего района Пожидаев:
— Ты почему в партию не вступаешь?
— Да я вступаю. Уже заявление подал. Оно у вас лежит, наверное, месяца полтора…
Он тут же вызывает заворготделом и дает ей нагоняй:
— Сорок второй год! Война! Чтоб сегодня же было партсобрание и рассмотрели заявление!
Словом, в конце 1942 года меня приняли кандидатом в члены партии.
У нас в семье, кроме матери и брата Бориса, все были коммунистами. Мы часто шутили, что имеем свою собственную семейную парторганизацию.
Комсомольская работа в Кемерове проходила в тяжелое для страны время. Очень трудно было на фронте, трудно и в тылу.
Проблемы возникали и днем и ночью. Руководили мы больше при помощи приказов — ведь шла война, и в этих условиях соблюдать демократию было неуместно.
Одной из главных целей комсомольской работы я считал воспитание молодежи. Мы стремились выработать у юношей и девушек чувство патриотизма. Помогало нам то, что все средства массовой информации, все молодежные организации работали под руководством партии.
Бывали в нашей работе случаи, когда приходилось выполнять решения, которые в иных обстоятельствах можно было бы рассматривать как жестокие.
Однажды мы получили сигнал, что азотно-туковый завод вот-вот остановится из-за нехватки аппаратчиков, так как большую их часть призвали в армию. Нам дают команду: немедленно отобрать в любых местах сто комсомольцев и направить их аппаратчиками на завод. Где набирать? На оборонных заводах у всех «броня»!
Мы начали брать в школах десятиклассниц. Девушкам через два месяца школу заканчивать, а мы их — в аппаратчицы! Сколько было пролито родительских слез! А что делать? Срок — неделя на все. Завод дает продукцию для изготовления боеприпасов, и здесь всякое промедление, всякая задержка — преступление! Каждую ночь собиралась летучка в обкома партии по этому поводу — докладывали о ходе набора лично Задионченко. Задание было выполнено.
Занимались мы в райкоме комсомола и проблемами быта молодежи. В 1942 году ЦК ВЛКСМ принял решение, направленное против формально-бюрократического отношения к нуждам молодежи, проживающей в общежитиях на стройках.
Однажды мы с Левашовым приехали в общежитие, разместившееся в полуподвале под гастрономом на Приморском участке. Здесь жили девушки-строители, приехавшие на работы по расширению Кемеровской ГРЭС. Стройка была объявлена комсомольской, и туда направили комсорга ЦК ВЛКСМ. Посмотрели мы на этот полуподвал, а там — трубы протекают, белье постирать и просушить негде. Словом, полное неустройство.
Через два часа собрали бюро райкома комсомола и приняли решение: поселить в этом общежитии комсорга ЦК ВЛКСМ, вменив ему в обязанность жить там до той поры, пока положение не будет исправлено. Чем скорее исправишь, тем скорее выедешь!
На кемеровских заводах работало много рабочих-малолеток — мальчишек и девчонок по 14–15 лет. Работа с ними также входила в наши обязанности. Идешь, бывало, по цеху, где снаряды делают, и видишь: у токарного станка стоит на ящике эдакий шкет — на ящике потому, что ростом еще мал и работать нормально на станке не может. От усталости и хронического недоедания обессилившие ребята после смены или в обеденный перерыв спали у горячих батарей прямо в цеху. Но как они старались выполнять норму, соревнуясь друг с другом! «Все для фронта! Все для победы!» — этот призыв они на деле претворяли в жизнь.
Комсомол осуществлял шефство над госпиталями: дежурили, писали за раненых письма, выступали перед ними с концертами самодеятельности. Мы организовывали также посылки на фронт. Посылали только новое: теплые носки, варежки, кисеты.
В годы войны от молодежи много требовали, но многое ей и доверяли. Например, мы могли вызвать на бюро горкома комсомола любого директора завода и потребовать от него решения тех или иных молодежных проблем.
Сейчас можно слышать: молодежь принуждали вступать в комсомол. Чушь! Как тогда объяснить тот факт, что во время войны к нам на бюро райкома для приема в комсомол приходило иногда до трехсот человек? В Кемерове принимали в комсомол до 600 человек в месяц! И это — во время войны!
