Но мой двойник продолжал хулиганить и строить каверзы, и все мои знакомые, встречаясь с ним, по-прежнему принимали его за меня.
Я стал выслеживать двойника. Я устраивал засады. Однажды я чуть было не догнал его, когда днем на нашей улице он учинил безобразную драку с почтенным генералом доном Михаэлем. В тот раз я появился буквально через секунду после того, как мой двойник нанес последний удар дону Михаэлю. Все соседи видели, как я бежал за двойником, но этот проходимец успел сесть в такси, а другого такси поблизости не оказалось.
Бессонными ночами, строя различные планы, как изловить нахала, я все чаще задумывался над поведением моих друзей, приятелей и знакомых.
Все знают, что я абсолютный трезвенник, примерный семьянин и добросовестный служащий. Я никогда ни у кого не беру в долг, даже в самом жарком споре не повышаю голоса. Тогда почему друзья-приятели все аморальные поступки моего двойника так охотно приписывают мне?
А двойник не прекращал своей деятельности, наоборот, он разнообразил свои каверзы, совершал еще большие мерзости — и все опять принимали его за меня, а мои бесконечные попытки накрыть подлеца на месте преступления терпели неудачу.
Иногда мне хочется бросить преследование. Ведь я могу тоже получать выгоду от существования двойника. Я могу брать и не возвращать долги, сбегать из кафе, не расплатившись, пьянствовать, соблазнять знакомых женщин, грубить начальству — а потом все сваливать на двойника. Я могу совершить крупную растрату денег — ведь потом все поверят, что это сделал мой двойник. А деньги мне очень нужны. В семье трое детей, а жалованья мне не прибавляют.
Увы, я никак не могу решиться. Я остаюсь тем, каким был. Воспитание мешает, что ли?
А двойник мой знай себе гуляет...
И только временами, когда становится уж слишком муторно и противно от всеобщего свинства, я даю себе слово, что, так уж и быть, попытаюсь изменить свое поведение со следующего понедельника.
В это кафе ежедневно в течение двадцати лет Герсон ходил обедать. И сегодня Герсон привычным движением толкнул легкую дверь и застыл.
Все столики были заняты.
За всеми столиками, выставив локти, или откинувшись на спинку стула, или уткнувшись в газеты, или доедая бифштекс, или помешивая ложечкой сахар в чашке кофе, сидели... Герсоны.
Да, он узнал себя. Вот у самого входа Герсон без галстука, с унылым выражением на лице тупо уставился в рюмку коньяка. Герсон вспомнил: таким он был год назад, когда узнал, что на службе его обошли с повышением. Он тогда с горя заказал рюмку коньяка, хотя никогда не пил днем.
А вот там, в углу, сидит совсем молодой симпатичный Герсон. Он проворно пожирает бифштекс. Все правильно — таким Герсон был лет двадцать назад, когда только поступил на службу. У него тогда были густые черные волосы и взгляд безмятежный, полный ложных иллюзий.
В центре, лицом к двери, Герсон лет на пять старше отщипывает крошки от куска хлеба. Его взгляд сосредоточенно устремлен в одну точку. Этого Герсона только что назначили старшим диспетчером. Должность многообещающая. И в голове у Герсона одна честолюбивая мечта сменяется другой. Дескать, через год своим умением и находчивостью он привлекает внимание генерального директора компании. Герсона назначают начальником станции. Проходит еще некоторое время, и Герсон предотвращает катастрофу, грозящую вывести дорогу из строя. Герсона вводят в директорат компании, а скоро он становится первым заместителем. Он получает большой оклад плюс солидный акционерный пай. У Герсона своя машина, загородный особняк, его приглашают вступить в аристократический клуб. Когда человека охватывают такие мечты, разве ему до кофе? Поэтому он нервно ощипывает горбушку, а взгляд устремлен в одну точку.
Рядом с этим честолюбивым Герсоном — другой Герсон. Лет на десять старше своего соседа. Он сидит, безвольно откинувшись на спинку стула. Этого Герсона заели семейные неприятности. В его семье уже двое детей, цены на рынке растут, жена устраивает скандалы. Жена опустилась — целыми днями не вылезает из халата, ходит непричесанной. Трудно узнать в этой рано увядшей женщине задорную Лючию с упругими загорелыми бедрами — именно такой была его жена, когда Герсон впервые увидел ее весной на пляже.
