«И не будет, — говорит продавщица, — вам не надо было говорить намеками с этой девицей. Специально играли для Оли? Теперь вам Олю не встретить. Оля ушла в море. Ей до конца месяца три с половиной тонны нужно».
И вдруг я оказываюсь на сейнере. Мы с капитаном забрасываем удочки. А в воде плавает Оля. В купальнике.
«Не поймаете, не поймаете! — кричит она. — Настроение у вашей команды плохое. А я плыву к берегу. Там свет».
Я хочу броситься за ней в воду, но капитан меня останавливает: «Зачем? Уже приехали».
— Приехали!
Капитан роется в столе. Достает какие-то бумаги. Я вскакиваю, протираю глаза. Мы обмениваемся незначительными фразами. Между прочим, капитан менее всего похож на матерого морского волка. Маленького роста. Кудрявые черные волосы. Лоб с залысинами, лоб мыслителя. Животрепещущие проблемы. Три с половиной тонны! Ясная и конкретная цель. Издеваешься? Подожди, и ты через два дня потянешь лямку и у тебя все мировые проблемы сведутся к запчастям и бесперебойной работе конвейера. И все остальное тебе будет до лампочки. Сознайся, а ты любишь такое время? Лишние мысли об общечеловеческой суете мира, и нет в жизни счастья, и роль личности Солдатова в истории — несколько утомляют.
Я благодарю капитана. Уступить незнакомому пассажиру свою койку не каждый способен. Он меня, конечно, мысленно посылает ко всем чертям.
Откровенно говоря, я его очень понимаю. И настроение у него, прямо скажем... И если по-настоящему, я бы мог помочь: ну там броситься в воду, разрезать сеть на винте, я бы не задумывался — как это комично и ни выглядело бы. Но смотреть сочувственно, дескать, со всеми бывает — тьфу!
Но вот я уже в шлюпке — обрывистые скалы демонстрируют в поперечном разрезе геологическую структуру бывшего японского острова; сейнеры прилипли к длинному причалу, как пойманная рыба, нанизанная на бечевку рыболова; полузатонувшие, похожие на крашеные деревянные сараи японские шхуны, плененные пограничниками за нарушение территориальных вод, — но вот я уже на берегу: обломки старых ящиков и изделий из металлолома; собеседование с вахтером у врат завода; специфический запах рассола в цехе; любопытствующие взгляды девушек в белых халатах, которые пока все на одно лицо; озабоченные начальники, которых не знаешь, но различаешь по номенклатуре (технолог, замтехнолога, мастер, главный инженер, завскладом, старший механик холодильного цеха), поиски директора, унылая физиономия секретарши (можно подумать, что у нее были счеты с моими родителями); помы и замы, каждый из которых говорит с соседним кабинетом по телефону; открытие мною регулярных рейсов «завод — управление» (впору хоть продавать билеты); мучительно всматриваешься в каждого встречного: «Каплер?»; по следам вездесущего Каплера, который всюду за минуту, как приходишь, был здесь, — не директор, а рекордсмен по марафонскому бегу; а есть ли Каплер на самом деле, может, его просто выдумали — наконец, вдалеке очертания директора — двадцать последних шагов; придумывается фраза, правильно синтаксически построенная, о том, что какого черта не могли договориться с Южно-Сахалинском, что мне сразу ехать на Шикотан, а не шляться по Южно-Курильску; суета каких-то деятелей вокруг Каплера, все выслушивают последние ЦУ; я стою со своей приготовленной фразой, как с зачерствевшим бутербродом; сейчас Каплер продолжит дистанцию, но смелым выпадом я перехватываю его взгляд, выдаю текст. Каплер сумрачно меня выслушивает, потом здоровается, спрашивает, когда я прибыл. Он берет меня под руку. Начинается разговор на производственные темы.
* * *
Я лежу и добросовестно изображаю из себя спящего. Сегодня меня устроили в гостинице. Мужское отделение — это две смежные комнаты, одиннадцать коек. В моей почти все спят. В соседней играют в шахматы. Благодарю Бога, что не в домино.
...Итак, я где-то за границей. В какой-то важной командировке. В Москве меня ждет Оля. Она дочь или писателя, или дипломата. Квартира из четырех комнат с ванной. Папа интеллигентного вида играет в теннис и не вмешивается в личную жизнь дочери. Мама Оли все понимает. Мама и Оля лучшие друзья.
