Нет, мою вторую жизнь я проживу совсем по-другому.
Кстати, сейчас меня зовут Иван Петрович Сидоров. Так значилось в паспорте, который я унес в чужом пальто из крематория. Рожа на фотографии такая невыразительная, что вполне сойдет и за мою. И год рождения, указанный в паспорте, близок к моему. Настоящий владелец паспорта заявит о потере не сразу, ведь за утрату паспорта надо платить штраф — сто рублей. А для алкаша (в том, что этот Сидоров был алкаш, я не сомневаюсь) сто рублей — большие деньги. И потом, Иванов Петровичей Сидоровых в Москве, наверно, 10 тысяч. Мне нечего волноваться. Впрочем, волноваться я физически не могу. Не забывайте, я все-таки мертвец.
Главное теперь — найти работу, спокойную и не пыльную.
Вот и решил я стать банщиком. Точнее говоря, это называется не банщик, а пространщик — человек, который выдает простыни и следит за порядком в раздевалке. Но все равно в простонародье его называют банщиком. Ну что ж, банщик так банщик. Эта идея пришла мне в голову после того, как в бумагах Сидорова я нашел трудовую книжку с указанием его предыдущей работы.
Раньше, в моей первой жизни, посещая баню, я часто присматривался к банщикам и находил, что у них довольно простая служба. Кроме того, они получают большие чаевые.
Там, где связано с дополнительным заработком, так просто место не находят. Поэтому я отправился к начальнику отдела кадров городского управления коммунальных услуг.
Я пришел незадолго до конца приема, и меня впустили последним. За окнами уже стемнело. Две слабые лампочки с матовыми стеклами освещали комнату. Лысый человек с беспокойными живыми глазами предложил мне сесть, взглянув при этом на часы. Было слышно, как в коридоре хлопали двери — служащие торопились домой. Я дал ему свои бумаги. Он склонился над моей трудовой книжкой. Очевидно, он был близорук. Наверняка моя солидная наружность его смутила. Он очень долго изучал записи в трудовой книжке, время от времени бросая на меня короткие взгляды. За моей спиной начали бить часы. Я обернулся. Большие настенные часы, которых я раньше не заметил, показывали половину седьмого.
— Нет, к сожалению, ничего не могу для вас сделать. У нас нет свободного места.
В комнате вдруг наступила абсолютная тишина, что совершенно необычно для такого большого учреждения. Начальник посмотрел на меня. Он ожидал, что я встану, попрощаюсь и тут же уйду.
Я встал. Только письменный стол, заваленный деловыми папками, разделял нас. Письменный стол с деловыми бумагами... Я закрыл глаза и представил себя сидящим за таким же столом и ждущим, когда же уйдет последний посетитель. Когда я открыл глаза, я увидел ужас на лице начальника. Он побелел, его руки дрожали.
— Вы получите работу, — прошептал он очень испуганно.
Он отклонился назад, не отрываясь смотрел на меня остановившимся взглядом. Потом опять же дрожащими пальцами вытащил анкету и подтолкнул ее ко мне. Я взял анкету и, не сказав ни слова, пошел к двери.
Через неделю после устройства на работу я посетил райжилотдел. Я хотел получить комнату. Сначала надо мной чуть ли не смеялись. Какая дополнительная жилплощадь? В Москве жилищный кризис. Живите по месту прописки и становитесь в очередь на общих основаниях.
Но я все же пробился к начальнику. Причем это было опять вечером.
Когда мы остались одни, я встал, навис над столом и закрыл глаза.
Эффект превзошел мои ожидания. Заплетающимся языком начальник проблеял, что тут же подпишет мне ордер, только чтоб я больше его не беспокоил. А ордер я сейчас получу в регистратуре.
Слабые нервишки у живых людей...
* * *
Как-то в один из дней в моей раздевалке появились двое знакомых из нашего главного управления. Я увидел их удивленные лица и услышал приглушенные слова:
— Погляди, как этот банщик похож на покойного Сергеева...
Я вспомнил, что во время моих похорон эти двое совершенно нагло болтали и кадрились к нашей секретарше Верочке. Поэтому я содрал с них лишних три рубля чаевых за полотенце и простыню.
* * *
Вывеска: «ПАЛАШЕВСКИЕ БАНИ. Открыты ежедневно с 8 до 22 часов. В понедельник — с 8 до 20 часов. Выходной день — вторник. Работает парикмахерская».
