— Меня... — произнес он словно бы с недоумением. — Заставила меня позвонить Карлу Миллеру! И уговаривать его, чтобы оставил ее в покое. Чуть ли не назавтра Миллер уже был здесь. Конечно, я дал маху. Карл переворачивает Нью-Йорк вверх дном, Мара слупила с меня несколько тысяч, а я с тех пор боюсь нос за дверь высунуть.
Он мало-помалу приходил в себя, осваивался в новой ситуации. Знаю я этот тип людей. Все знают, Стерлинг был делец — холодный, расчетливый, бесчувственный, — которому почти ничего не надо и не доставляет радости, кроме наличных. Чем больше, тем лучше. Я попросил подробностей. Теперь, когда он понял, что деньги тут ни при чем, он стал откровенней.
— Боялся ли я? Еще бы! Карл же — совершенно полоумный, все это знали. Впрочем, мы тогда все слегка спятили. Все спали с ней — ну, с Марой. Все, даже этот недоделанный Каррас. А Фред специально ездил домой, пил с Миллером, чтобы иметь предлог встретиться с Марой в укромном местечке. Два раза он проделывал этот трюк. Два раза!
Фред Джордж — особый случай. Мара, должно быть, настолько заинтересовалась им, что посвятила его в свои планы. Можно себе представить, что это были за планы. Очевидно, он как нельзя лучше годился для того, чтобы швырнуть его, фигурально выражаясь, в лицо Миллеру. Это отчасти объясняет, почему именно он получил пулю. Но Каррас? При чем тут Каррас? С какого он тут боку? Почему она продолжала спать с ним — вот вопрос, требовавший ответа, а не бесплодных умствований. Ответ я хотел получить от Стерлинга.
— Понимаете, Каррас с Миллером — закадычные дружки. Карл доверял ему всецело, больше, чем кому бы то ни было. Вот Мара и решила его использовать.
— Для чего использовать?
— Для того, чтобы прибрать к рукам его деньги.
— Каким образом? — продолжал я, бросив через плечо быстрый взгляд на троицу кожаных. Судя по всему, они предпочитали оставаться на полу и не рыпаться. — Каким образом?
— Мара говорила, у Карла есть чем поживиться. Это и его коллекция оружия, и произведения искусства, и всякий там антиквариат... Покуда Мара занималась его банковским счетом, Каррас подумывал, как бы ему половчей освободить Миллера от всей этой рухляди.
— А вам-то откуда все это известно? — спросил я, ибо честный взгляд Стерлинга и то, что при найме на работу он руководствуется лишь деловыми соображениями, — далеко не гарантия его правдивости.
— Они меня пытались втянуть в свои дела: надеялись, что я помогу им сбагрить товар, — в глазах его, на мгновение встретившихся с моими, появился страх. — Да нет, нет! Подождите!.. Я отказался наотрез! Разговаривать даже не стал. Еще чего! Большое вам спасибо: сбывать украденное у Карла Миллера! У меня и без того неприятностей хватает. Так я им сказал, и это — чистая правда. Ни за что на свете не желаю я иметь с ними дело. Я, может, в свое время и из Плейнтона-то уехал, чтобы быть подальше от этой швали. Нет, я сказал, нет, и всё. Поверьте мне, так все и было.
— А что было потом? — спросил я. — Почему Каррас остался в Плейнтоне, бедствует и рекомендуется лучшим другом Миллера? Куда отправилась Мара от вас? Сейчас она где? И по какой причине меня вчера вечером измолотили в сортире вашего заведения, причем советовали, чтобы я это дело бросил?
Я ухватил его за рубашку и, приподняв со стула, дернул на себя так, что он распластался на столешнице. Раздался тонкий, пронзительный крик. Троица кожаных не высказывала особого желания прийти на помощь боссу. Тряся Стерлинга, как мы это делаем с детьми, которые вывели нас из терпения, я гаркнул:
— Выкладывай все, что знаешь! Все! Ну! Ну! — и отшвырнул его назад, на стул. Судя по звуку, он приложился о сиденье довольно крепко, едва не опрокинувшись снова. Голос его дрожал и звучал на октаву выше, чем раньше.
— Я ничего не знаю!.. Я правда ничего не знаю... Честное слово. Мара, наверно, нашла еще кого-нибудь, кто помог ей загнать Миллеровы пушки, а Карраса она, я думаю, оставила. Она это умеет — достаточно поглядеть на нее... И на него. Ему с ней ни за что не справиться. — Стерлинг выдавал мне не информацию, а собственные умозаключения, но звучали они убедительно. — Она его использовала и выкинула вон. Что тут непонятного? Она же — натуральная сучка! Ока проделывала это со всеми. Стоило ей запустить в человека свои коготки, как он тут же дурел и начинал творить такое... Такое, о чем и помыслить раньше не мог, что ему и во сне бы не приснилось... Вот однажды...
