Тем временем к нашей сладкой парочке подоспел отец Пафнутий:
– Надежда, от чтоб… тя… уф! Жива от? Жива-а-а. Нигде ничё не болит? От же и ладушки-и… Бабы, да помогите ж от человеку-то! Ну в смысле сестре вашей в неглиже… тьфу, во Христе, чтоб её…
Не помню, кто там конкретно кинулся ей на помощь, но лично меня на ноги поднял за шиворот уже мой седобородый наставник.
– От же ж фартовый ты, паря! Какого от бесогона Система-то потеряла, а?
Мне трудно было об этом судить, я выковыривал снег из всех возможных и невозможных мест, пытаясь вновь овладеть собственным телом.
– Вставай от, гляну, смирно стой! В глаза мне смотреть! Ну от чё… Главное, что живой, да? Везучий ты, Федька, уважаю…
Типа это такое спасибо, да? Он же сам подставил меня под эту озабоченную любовью и бесами тётку, а когда, к моему немалому изумлению, всё кончилось хорошо, этот бородатый тип делает вид, что так и было задумано. Нет, батюшка! Такие полёты явно не в порядке вещей!
Так я к чему, к тому, что заранее о возможных опасностях предупредить было не судьба?! Видимо, нет. Да, собственно, это без обид, в нашей профессии никто никогда не знает, с чем или кем конкретно нам предстоит столкнуться. Только рёбра всё равно боля-ат…
– Пошли-ка от до дому.
В результате батюшка помог мне не только устоять на ногах, но и разобраться, как ходит левая, как правая и как их соответственным образом передвигать. Друг за другом, осторожно, поступательно, поочерёдно и пошагово. Это было познавательно, я даже увлёкся.
Наверное, будь рядом Гесс, он бы просто довёз меня до дома на санках. Доберманы вполне себе приспособлены как ездовые собаки, если их в этом убедить. Но он сейчас дома, в тепле, а мы тут.
В общем, если вдруг кто чего недопонял, в наши пенаты меня волочил упёртый отец Пафнутий практически на своём горбу. Он у нас могучий дядька, если надо будет, ему под силу и троих таких, как я, из-под артобстрела вытащить. По его личным меркам я вообще практически дрыщ, какие-то шестьдесят пять килограммов нездорового веса.
И кстати, нет! Нет, чтоб вы знали, я не проехался на чужом горбу в рай, он просто сбросил меня у нашего забора, сочтя, что я уже отдышался и дальше вполне себе могу топать сам. В принципе, да, что я и сделал. Там недалеко было. Скользко, правда, но недалеко ведь. Добрался…
Когда добрались до ворот, безрогий бес из последних сил пытался удерживать рвущегося на улицу добермана. Гесс вовремя прекратил ругаться и угрожать, при виде нашей парочки на горизонте быстренько перейдя в заполошный лай. Отец Пафнутий мелко перекрестил подпрыгивающего пса в фуфайке, разрешив ему проскользнуть сбоку и, загребая лапами снег, кинуться мне на грудь.
Ну это примерно как двадцатипятикилограммовой грушей с размаху получить.
– Я скучал! Ты не взял меня с собой. Не пустил бесов гонять. Всё равно лизь тебя! Я хороший?
– Ты лучше всех, – прошептал я, потому что говорить от дикой боли было невозможно. – Слезь с меня, пожалуйста-а…
– Тебе больно? – удивился он, сидя у меня на животе костлявой задницей, не давая даже толком сделать вздох. – А мне хорошо, на тебе тепло.
– Сп…си-бо! – Я попытался было спихнуть его руками, но этот гад тут же разлёгся на мне в полный рост, окончательно выбивая воздух.
– А ты скучал по мне? Ты же любишь меня больше, чем Марту, правда? Погладь меня. Молчишь. Не дышишь. Ты что, умер, что ли? Не смей умирать, не обижай собаченьку!
Возможно, я всё-таки ненадолго потерял сознание, потому что в следующий раз открыл глаза, уже плавно покачиваясь на широких плечах нашего Анчутки, он нёс меня, словно крепкая архангелогородская баба пьяненького в гавань мужа вечером из соседнего кабака.
Мой пёс, покаянно опустив хитрую морду, трусил следом, всем видом изображая полнейшее раскаяние, но сама походка его была крайне фривольной, и огрызок хвоста покачивался вправо-влево в такт какой-то бодренькой мелодии. Безрогий бес занёс меня в сени, помог снять тулуп и шнурованные ботинки, после чего честно сказал:
– Дальше сам, амиго. Я в няньки не нанимался.
– Храни Господь за твою доброту, – в тон поблагодарил я.
