В конце концов, мы обо всем подумали. Это должно быть такое чудесное суперское существо, такое-такое…
Директор музея Человека выслушал наши пожелания и сказал:
Мы закивали, директор подошёл к компьютеру и набрал наши требования для будущего человечка.
– Примерно так он будет выглядеть, – Главный Человек повернул экран. Там была изображена бактерия, только очень крупная.
Мы притихли. Мы не умели летать или жить под водой, как она. И мёрзли, если холодно. Мы чувствовали боль. И жили не по тысяче лет. Но что-то никто не хотел бы стать бактерией. Наверное, наш человек-бактерия тоже был не в восторге, что его таким выдумали. Монитор мигнул и погас.
– Мы это… самое главное забыли, – сказал Юра. – Нужно, чтобы он мыслить умел. Разговаривать там, шутки понимал.
Я добавила:
– И читать чтобы умела бактерия эта. Рисовать тоже. И другие красивые вещи.
– Если мозг есть, то научится. Надо как-то мозг ей сделать, чтобы как у нас… Тогда она и шутки будет понимать, и радоваться будет, – воодушевился Юра.
– Ага, а если ему вообще не понравится, какого мы его сделали. И вообще не понравится жить в нашей таинственной комнате… – Нора отодвинула от себя мешочки.
Мы опять примолкли.
– Давайте тогда не будем делать человека, – Ирина тоже отодвинула мешочки.
– А если он огорчится, что его не сделали? – испуганно сказала Нора.
– Ты уже замучила, – честно признался Никитка.
– Как он может огорчиться, если его нету! – закричал Слава. – Ему огорчаться нечем!
Зато нам было чем огорчаться. Мы сидели за столом грустные. Мне захотелось, чтобы сейчас Милена устроила какое-нибудь волшебство, чтобы человечек появился сам по себе, такой, каким он сам хочет быть. Взял бы и сам себя построил!
Она же, наоборот, сказала, что, возможно, мы слишком поторопились. Что не надо пока делать человека. Потому что мы пока ещё ничему его научить не можем, только счёту до пяти. А необразованному жить в нашем мире трудно, даже в таинственной комнате. Ведь, если он у нас поселится, он сказки почитать захочет, и парк с каруселями сделать, и парусник, чтобы путешествовать. Он, наверное, захочет дом построить, и песни петь научиться, и на музыкальном инструменте играть. А может, он к звёздам решит полететь, будет мечтать разговаривать по-звериному и птичьему, захочет посмотреть, что в самой середине земли, и понять, как всё устроено и зачем мы его сделали. А разве с этим без знаний справишься?
Конечно, мы слегка опечалились. Может, такой случай раз в миллион лет выпадает, чтобы ты сам мог человека сделать.
– Не кручиньтесь, – сказал на прощание директор музея, дядя Адам. – У всех, кто в наш музей приходит, рано или поздно человечек получается. Даже несколько. У родителей спросите. Они тоже, когда в школе учились, все к нам приходили, чтобы познакомиться с происхождением человека.
Мы ехали немножко грустные в автобусе. Ведь столько ещё ждать. А Милена, чтобы нас развлечь, стала рассказывать детективную историю.
Глава четырнадцатая. Мёртвые буквы. История с погоней и почти убийством
Многие люди видели этого человека. Он ходил по городам и сёлам и рассыпал крошки вокруг министерства образования, типографий, библиотек и школ. Но никто не насторожился.
– Ха-ха-ха-ха! – говорил он при этом, а потом тихим голосом добавлял, словно звал кого-то: – Ё-ё!
Но и это никого не удивило. Потому что волшебник был без своего чёрного плаща. Он надел маскировочный костюм бродяги с помятой шляпой. Подумаешь, нищий ходит и разбрасывает крошки. Может, он голубей кормит. Или белочек.
А ночью возле этих крошек началась какая-то возня. Впрочем, и на это никто бы не обратил внимания, если бы не детский поэт Ёлкин. У поэта недавно родился сын Лёва. И Ёлкин укачивал сына на руках, читая стихи. И тут Ёлкин почувствовал, что ему не хочется стихов, а хочется бутерброда с маслом, а лучше с маслом и сыром. И ещё с колбасой сверху. Поэт положил малыша и пошёл на кухню. Он съел эти два бутерброда, и ещё суп, что остался от обеда, и старую сосиску, и всё детское питание со дна баночек.
– Какой-то я не Ёлкин, а Елкин – ел, ел, а мне всё мало, – пробормотал поэт, вываливаясь из-за стола.