Теперь вода была его смертью, и волк стал бороться за жизнь.
Не обращая внимания на вернувшуюся боль, отдававшую сполна долг каждому его движению, волк попытался высвободить передние лапы из-под отяжелевшего, растерзанного тела.
Это ему почти удалось. Тогда волк попробовал встать, но вновь повалился прямо на ломаные ребра. И вновь, отчаянная боль удержала его по эту сторону жизни.
Но теперь волк лежал к воде боком, и вода начинала гладить его шерсть.
Борьба продолжалась, но залитое водой тело стало легче, а холод остудил боль. Волк мог ползти.
Вернее пытаться ползти, проскальзывая в жидкой грязи, ловя воздух оскаленной пастью, упираясь уцелевшими задними лапами.
Несколько раз он срывался вниз с глинистого берега, и тогда вновь отдыхал, с тоской глядя на недоступный холм, набирался сил.
Волк не хотел сдаваться, он не знал, что это такое.
И после каждого срыва, после каждой неудачи, вновь повторял свои попытки. Иногда маниакальность природы становится ее последним шансом на спасение.
Неудачи были этапами борьбы волка. И в этой борьбе, он каждый раз выходил победителем потому, что с каждым разом поднимался все выше и выше, к недоступному для воды холму.
Пусть на сажень, пусть на вершок.
Один раз он уже почти достиг вершины, вновь увидел покрытую снегом тундру, но в последний момент у него не хватило сил, и волк сполз в воду.
Ткнулся во что-то мягкое, прижатое к берегу течением и увидел труп кейна. Одного из тех, что шел с ним. Одного из тех, что сохранил больше сил и оказался более проворным в погоне за пищей.
Со временем этот кейн должен был стать соперником старого волка в борьбе за волчицу. И подчиняясь Великому закону жизни рано или поздно победить старого волка и изгнать его из стаи.
Теперь, упираясь задними лапами, волк столкнул обратно в поток, уже успевший раздуться труп будущего победителя в борьбе за жизнь.
Труп.
Жизнь не посчиталась с Великим законом жизни.
Труп молодого, уже успевшего утолить голод и еще недавно полного сил кейна уносило течение, перевернув его на спину смешно выставив рогульками вверх его, наверное, не сломанные лапы. А старый волк боролся за жизнь с болью в своем переломанном льдом теле.
Наконец волк одолел подъем. Повалившись на вершине холма, поверив во временную безопасность, потеряв последние силы, он погрузился в забытье.
…Когда волк очнулся, не то, чтобы темнело, просто солнце, совращаемое переменой погоды, краснело, а перед ним, внимательно и удивленно глядя на раненого волка, скаля свои желтые зубы, стоял песец.
Тот песец, что опрометью бежал, не разбирая дороги, ощутив чуткими ноздрями лишь отдаленный запах волка, теперь стоял перед ним, быстро и часто дыша, скаля пасть и не думая убегать.
Это тоже был Великий закон жизни – хищник, переставший быть охотником, становится жертвой. И вековой инстинкт, рожденный этим законом, говорил песцу, что лежавший перед ним волк, перестал быть охотником.
Волк понимал это, но не собирался сдаваться. Он не хотел подчиняться Закону.
Он поднял морду и оскалил пасть. Песец на мгновенье отпрянул и ринулся в атаку, но промахнулся, поскользнувшись на глинистом подъеме.
Волк сомкнул свои челюсти на горле врага. Раздался хруст, и песец не тявкнул ни разу. Борьба была кончена.
Вернее, она продолжалась.
Но теперь у волка появился шанс – он был сыт.
Не надолго, на миг, но сытость принесла забытье.
Когда волк очнулся, он понял, что это временно.
Белая беззвездная тундра вступала в свои права, принося понятные только волку звуки, шорохи, запахи. С реки потянуло холодом.
Странным холодом. Холодом одиночества.
Что он мог, израненный, обессиливший, умирающий волк, посреди, ставшей враждебной земли. Добытчик, ставший добычей.
Его час приходил. Волк ждал конца. В борьбе за жизнь он сделал все, что мог, но жизнь побеждала его.
У волка уже не было сил бороться, и он закрыл глаза.
И тут он ощутил присутствие человека.
Не рядом, не близко, а где-то с подветренной стороны, зарождался этот запах, проносимый ветром, может не один километр, ослабленный расстоянием и, едва различимый, достигал волка.
…Здоровый сильный волк – хозяин в тундре. Ему не страшен ни белый, ни бурый медведь, ни росомаха, ни кречет. Они просто не враждуют. Только человек сильнее волка, и потому их пути никогда не сходятся. Волк уступает человеку дорогу. Но если их тропы пересекаются – горе человеку, если он не успеет поднять ружье.
