Бешеный волк - страница 25
Впрочем, это был мой не последний глупый поступок, если учесть, что на этюды в горы я поехал один.
Когда я вернулся, очередным дежурным администратором был мужчина.
– Скажите, моя спутница у себя?
– У себя, – ответил он, но посмотрел на меня довольно странно. И тогда я задал совсем уж неуместный, казалось, вопрос:
– А она одна? – и администратор замялся:
– Кажется… Не очень…
– Тогда, закажите мне билет на ближайший поезд до Москвы.
– Ближайший поезд до Москвы через шесть часов.
Но через два часа есть самолет.
Хотя, это дороже.
– Заказывайте на самолет. Для моей души это дешевле…После этого мы с Галкиной виделись от случая к случаю, то есть, можно считать, совсем не виделись; правда, до меня доходило, что она стала секретарем по идеологии в Архитектурном институте. Безвстречность наша продолжалась до тех пор, пока мы не оказались в одном отделении Союза художников.
Здесь уж не проходило ни одного заседания, без того, чтобы мы с ней не сцепились.
А потом, она организовала в «желтой» прессе небольшую, но противную компанию против меня.
Хорошо еще, что какой-то олух из прибалтов за меня начал заступаться, потому, что вступать в спор с Галкиной на страницах «Частной жизни» или «Ох! И Ах!» я бы не стал все равно.
Не знаю, за что она мне мстила; ведь даже денег в уральской гостинице я оставил ей вполне достаточно. Правда, это чем-то напоминало оплату услуг, хотя, официально, мы ездили не любовниками, а коллегами по творческой командировке.
Впрочем, я думаю, что понимаю, почему Галкина обижена на меня – как и всякая женщина, она никому не может простить своих ошибок…И то сказать, вся суета в газетах пришлась на то время, пока я был в Ухте. Так, что ей достался не утопленник, которым Галкина хотела меня сделать, а только пузыри от него.
Вообще, здоровый нормальный человек должен сносно переносить нездоровую критику в газетах до тех пор, пока осознает, что не пресса существует для него, а он для прессы.
И еще, представляю, как Галкина скрипела зубами, когда, в результате этой шумихи цены на мои картины ненадолго поднялись. А число заказчиков увеличилось.
Впрочем, большее количество заказчиков делает художника не лучше, а, просто, богаче…– Так уж выходит: всем интересно, за что дураки ругают дураков, – сказал мой друг Ваня Головатов. А потом, сам же и ответил, не знаю, имея ввиду толи мои картины, толи не мою Галкину:
– За то же, за что умные ругают умных.
За ошибки…– …Вы, кажется, и без меня знакомы, – проговорил Эдуард Михайлович несколько озадачено, видимо ощущая, как не легко знакомить знакомых людей. А потом, решив взвалить эту озадаченность на меня одного, добавил, – Тогда я поехал.
«Не уезжайте!» – хотел крикнуть я, но промолчал, и мое молчание выступило не поддерживающим согласием, а рукоподнятием перед обстоятельствами.
Хотя откровенно и на духу – оставаться с Галкиной один н на один, я не хотел, потому, что понимал, что ничего хорошего, кроме хорошей свары у нас не выйдет.
Так я в очередной раз продемонстрировал себе полное отсутствие настродамусовских способностей…– …Ты не удивилась моему приходу? – спросил я, чтобы хоть что-то спросить.
– Конечно, удивилась.
– А ведешь себя так естественно.
– Самое неестественное, это естественность не к месту, – разговаривая друг с другом, мы испытывали неловкость, словно каждый смотрел в замочную скважину…Наступило то, что и должно было наступить – молчание, а молчу я еще хуже, чем отвечаю на вопросы.
И я не видел из него выхода. А Галкина нашла выход, и довольно простой:
– Ты есть хочешь?
«Нет», – хотел ответить я, но вместо этого зачем-то сказал:
– Хочу, – и, кажется, облизнул пересохшие губы.
– Садись к столу – устроим скатерть самобранку на скорую руку.
Или маленькое поле чудес.
– Да, – покорно проговорил я, – Во-всяком случае, буду знать, как оно выглядит.
А то, раньше я знал только то, как выглядит страна дураков…Перед тем, как сесть за стол, мне пришлось отправиться в ванную для того, чтобы помыть руки.
Я давно заметил, что мерой состоятельности жилища является количество полотенец над раковиной. У Галкиной их было четыре: розовое, голубое, салатовое и канареечное.