Фильм-спектакль предполагает соединение натурных и студийных съемок. Добиться органичного перехода из мира живой природы в мир декораций — дело весьма сложное. И удается это лишь тогда, когда натура снимается в условной манере, созвучной условности студийного интерьера. И в смысле своего оформления «Портрет» заставлял меня волноваться. Ведь там столько мест действия: бедная и богатая мастерские художника с множеством масляных портретов, аукцион, светские салоны, ресторан, редакция, бальный зал... Сколько необходимо павильонов, сколько средств... А средства на телеспектакли отпускаются крайне скупо даже по отношению к телефильмам, которые (возможно сейчас положение изменится) в мое время были золушками по сравнению с детьми большого кинематографа. И как соединить декорации с натурными съемками? Эту вторую проблему мне помог разрешить Вилар — его световые колонны в «Дон Жуане». Виды Петербурга будем снимать в лучах светового дождя, что создаст и определенную атмосферу настроений. Но что делать с павильонами?
Над декорациями работал художник Стас Морозов. Мы много беседовали с ним о будущем спектакле. Однако своих заготовок он мне не показывал, отговариваясь тем, что представит сразу макет. И вот в один из дней, когда я сидел над режиссерским сценарием, думая над построением мизансцен, попадая почти в тупиковое положение при обозначении переходов из одного места действия в другое, явился Стас и протянул мне макет, который весь умещался на одной площадке.
Отношения между художником и режиссером могут складываться двояко. Либо они находятся на разных полюсах понимания, и тогда это неудача спектакля. Либо мысли их созвучны, что рождает интересное решение.
Предложение Стаса, казалось, соответствовало моим мыслям и вместе с тем было настолько необычным, настолько многое поворачивало по-другому, что я вынужден был взять макет домой для его тщательного обдумывания. Просидев над ним довольно долго, понял — Стас сделал невозможное. Он разместил многочисленные места действия спектакля в одном павильоне, ничего не упустив. Конечно, это несколько меняло построение мизансцен, но я с удовольствием подчинился художнику. Стасу принадлежит и еще одно весьма остроумное решение: для того, чтобы наполнить мастерскую Чарткова портретами, мы фотографировали действующих лиц спектакля, а затем обводили масляными красками их изображения. Такое умение оправдать пословицу «Голь на выдумки хитра», с одной стороны, не может не привести в восхищение, с другой, порождает щемящий до боли вопрос: почему? Почему талантливые люди должны не просто интересно решать спектакль, но и ломать голову над тем, как достойно свести концы с концами? Ведь мы выходим сразу на миллионную аудиторию, что не подвластно кинематографу. Так почему же нас материально ставить в такие условия, чтобы потом сказать: а вот в кино это бы сделали лучше. Предоставьте нам равные возможности, а потом судите.
На, а пока таких возможностей нет, мне хотелось бы вспомнить и еще одного человека, сделавшего в «Портрете» почти невозможное — художника по костюмам М. Савицкую, которая из нищенского обихода ТВ сумела создать костюмы для всех персонажей нашего спектакля. А ведь это густонаселенный спектакль, где масса эпизодических ролей, которые, тем не менее, должны исполнять большие актеры. Но, видимо, Гоголь настолько притягателен, что я встречал и понимание, и согласие. К нам пришли Б. Иванов, Л. Целиковская, В. Филиппов, А. Котов, создавшие интереснейшие образы: человек-орден, дама, заказывающая портрет дочери, представительное лицо, издатель. Был и еще один весьма значительный эпизодический персонаж, исполнение которого я поручил не драматическому актеру. Прежде чем назвать его фамилию, позволю себе предысторию. Во время съемок «Тевье-молочника» я вдруг увидел человека, который заставил меня вздрогнуть и спросить у помощников: «Что он тут делает? Немедленно уберите его с площадки». И услышал в ответ: «Что вы? Как можно? Это же наш балетмейстер». А дело было в том, что лицо Иосифа Ильича Слуцкера удивительно напоминало мне изображение таинственного человека в восточных одеждах из «Портрета» Гоголя. Почти тогда же я сказал Иосифу Ильичу, что, если буду делать спектакль по этому произведению, то он получит немую, но весьма важную роль. Справился с ней, на мой взгляд, Слуцкер прекрасно, как и со своей обязанностью балетмейстера, поставившего в нашем спектакле «Портрет» ряд танцев.