По-прежнему крепко удерживая свое сломанное оружие, зазубренное лезвие которого продолжало оставаться все еще опасным, Местль сохранял спокойствие и демонстрировал больше проворности, чем можно было ожидать, судя по его внешнему виду. Некоторое время ему удавалось уйти от попыток прижать его к стене бойцовской арены. Ни он, ни кто-либо другой из бойцов даже и мысли не допускали о том, чтобы перешагнуть через эту простую черту и выскочить из ринга, точно также как они не помышляли пройти сквозь стену.
Но вот топор полетел к Местлю в каком-то непрерывном мелькающем взмахе, казалось, утянувшим за собой и своего гигантского хозяина. Наконец, он достал Местля прямо по спине в тот самый миг, когда тот извернулся всем своим телом, пытаясь и на этот раз ускользнуть от удара. Его упавшее тело еще продолжало дергаться, вздрагивать и шевелиться. Свой окончательный удар нанес кувалдой подбежавший раб.
Неожиданно для себя Суоми почувствовал, как у него в желудке все восстало с отвратительным позывом и спазмом отторжения того, что еще оставалось от легкого завтрака. Надо было принять успокоительное, подумал он. Но теперь уже поздно. Он отвернулся от ринга, но уже не смог удержать начавшуюся рвоту. Если он тем самым осквернил священную землю, ну так что же, пусть его казнят за это. Но когда он выпрямился, то обнаружил, что как будто вовсе никто не обращает на него никакого внимания. Нельзя было понять: или это тактичность, или просто отсутствие всякого интереса к нему.
– Полидорус Грязный – Рахим Сосиас!
Оказывается, Суоми был еще в состоянии и дальше наблюдать за турниром. Полидорус, никак не более грязный, чем другие его противники, размахивал зазубренным мечом с очевидной силой и энергией. Сосиас был низковатый и с брюшком, но, как ни странно, ему первому удалось пролить кровь соперника своей кривой саблей, сделав безобразный разруб вдоль левого плеча Полидоруса. От этого Полидорус скорее взбодрился, нежели ослабел. Он предпринял такую яростную атаку, что некоторое время казалось, что победа будет за ним. Но затем длинный выпад противника остановил его атаку, заставив взглянуть вниз на свою правую руку и предплечье, на которые он только что наступил ногой. Полидорус скорчил гримасу и плюнул в сторону Сосиаса перед тем, как сабля вновь прилетела, чтобы унести его жизнь.
Жрец в белом вновь вышел на арену и было похоже, что предстоит еще один перерыв. Но Суоми это уже интересовало. Он отвернулся, на этот раз уже намеренно. Он обнаружил, что способен смотреть на любые увечья, какие только могут здесь случиться, но все же лучше не испытывать себя в этом.
Он подошел к Афине и Шенбергу и сумел встретиться взглядом, но не с Афиной.
– Я возвращаюсь на корабль. – Он посмотрел на Селесту, но ответом был только ее скучающий взгляд. Суоми отвернулся от них всех и пошел назад, пробираясь между деревьев. Ему было приятно вновь остаться в одиночестве, но здесь в глухом лесу нельзя было остановиться и поразмышлять. Вернувшись к подножию скалы, он увидел, что веревка для подъема втянута наверх. Не желая пытаться совершить подъем без нее, Суоми крикнул. Через несколько секунд над склоном показались голова и обнаженные плечи Де Ла Торре.
– Что? – крикнул он вниз.
– Я уже насмотрелся. Сбрось мне веревку!
– Ладно. – Через мгновение веревка соскользнула к его ногам.
Взобравшись наверх, Суоми увидел обнаженную Барбару, возлежавшую на пенистом матрасе так близко к тропе подъема, что Де Ла Торре вполне мог спокойно сидеть с ней рядом и в то же время исправно нести свою сторожевую службу. Суоми также бросилось в глаза, что установленный на треноге бинокль позволял лежащему мужчине, может быть, даже с женщиной под ним, легко наблюдать за происходящим на бойцовской арене.
Очевидно, к моменту возвращения Суоми Де Ла Торре закончил все дела с биноклем, матрасом и девушкой. На нем были шорты и он продолжал одеваться. Голос его звучал мягко и лениво.
– Ну, тогда я возвращаю твое ружье, Карлос, и отправляюсь снова вниз.
Не успел еще Суоми приспособить все еще непривычный ремень ружья к своему плечу, как Де Ла Торре снова ушел. Суоми смотрел ему вслед, после чего обратился к Барбаре. Она продолжала лежать, устало свернувшись на матрасе.