Роже Лекурб посмотрел еще раз на Бернара, очень бледного, и подумал: «Когда-нибудь, вероятно, и я буду здесь в первом ряду, и кто-нибудь скажет: «Прощайте, месье Бернар, прощайте»… Какова-то будет его жизнь!»
Долго подходили к Бернару. Крепкие руки тысячу раз пожимали руки Бернара; он механически кланялся и говорил: «Благодарю, Гертемат… Благодарю, Кибель… Благодарю, мадам Кимуш… Благодарю, Рикар… Благодарю, месье Леклерк…» Подошли и клиенты. Рош пробормотал: «Ах, друг мой, ваш бедный дед… Я как сейчас вижу его за этим столом…» Многие старые работницы плакали. Бернар долго надеялся увидать Симону. Не было никакой причины для нее быть здесь, но каждый раз, когда он, поворачивая голову налево, видел издали чьи-нибудь белокурые волосы, какую-нибудь молодую женщину, он говорил себе: «Это она…» Когда он поворачивался направо, он видел немного дальше четкий серьезный профиль Ивонны, защищавшей свои близорукие глаза черепаховыми очками. Франсуаза немного отступила, она стояла позади семьи, прислонясь к плечу своего мужа. К часу бесконечная вереница голов и черных галстуков стала подходить к концу. Кантэр подошел со шляпой в руках.
— Месье Бернар, — сказал он тихо, — месье Рош спрашивает, будете ли вы на фабрике в два часа?
— Разумеется, — ответил Бернар.
