Коляныч перебил Тирпица.
– А знаешь, Альфред Фридрихович, хорошо, что мировое сообщество пропиздон вашим устроило в последней мировой войне. Научили вас, кретинов, любить демократию.
Тирпиц слегка покраснел и необычайно торжественно произнес.
– В мое время за такие речи офицеров вызывали на дуэль, а матросов вначале пороли, а потом вешали на рее.
– Да пошел ты! – Коляныч метнулся к Тирпицу, но тот растворился и исчез.
Коляныч глянул на портрет – Альфред Фридрих снова был в раме. Колянычу показалось, что выражение его лица стало еще более брезгливым и надменным. Коляныч подбежал к портрету и несколько минут крыл Тирпица четырехэтажным отборным матом. Потом с горечью произнес:
– Лучше бы пришел кто-нибудь другой, вон и Ямамото парень симпатичный, да и Черчилль не последний человек был в Адмиралтействе.
Наконец, успокоившись, он отошел от портрета и повторно решил подвязать с травкой. «Перерыв сделаю или трубку поменьше заведу». Неожиданно глаза, скользнув по столу, увидели рюмку гостя, она была пустой. Колянычу стало не по себе.
После этого случая Коляныч врезал во все двери замки и, уходя на ночлег, закрывал Тирпица на ключ. Несмотря на свое добротное уличное воспитание, Коляныч немного побаивался гросс-адмирала Тирпица Альфреда Фридриха.
Итак, парочка номер два Петрович – Юхансен добрались до гаража уже лежа. Но, несмотря на это, они приняли еще по пятьдесят грамм крепчайшего самогона. Произошла химическая реакция, разбудившая в Юхансене душу викинга. Он решил поведать Петровичу о сокровенном.
– Ты пойми, – прошептал он на ухо Петровичу, – Фригг не должен был давать советов Гейрреду, чтобы тот задержал и пытал странника Гримнира.
– Однозначно! – согласился Петрович.
Юхансен понял, что нашел родственную душу. И от переполнявших чувств запел песнь Одина. Петровича также переполняли чувства, он взял баян и подыграл: «Ой, сменеко, носкажи мени сменеко…»
Играл Петрович чудовищно. Недостаток класса он компенсировал активным раскачиванием торсом, киванием головой, отбиванием такта ногой и подмигиванием. Только в одной вещи он соблюдал мелодию – в вальсе «Амурские волны». Но и там сбивался на одном и том же месте вот уже четырнадцатый год.
Песнь про Одина Юхансена и «Сменека» Петровича летели над «Бермудами». Больше всех этот музыкальный дуэт доставал Серегу из гаража напротив. Именно сегодня Серега привез в гараж Валюху, которая после недели уговоров пообещала Сереге отдаться.
Петрович и Юхансен за ночь приговорили еще грамм семьсот крепчайшего напитка и гоняли украинско-шведский репертуар до семи утра.
Серега кипел. Как только у него доходило до дела, начиналась партия Юхансена. Он двумя монтировками колотил по пустым металлическим бочкам и канистрам. И Один со «сменекой» с новой силой метались по гаражу, испытывая Серегины нервы, отвлекая его и Валюху от главного. Промучившись несколько часов под скандинавские саги, «сменеку» и заливистый смех Валюхи, он вынужден был посадить подружку в машину и отправить домой.
Серега кипел жаждой мести. По дороге в «Бермуды» заехал в ночной клуб к знакомому ди-джею и рассказал о своей беде.
– Поможем, – пообещали пацаны.
Вынесли усилители, колонки и погрузили добро в грузовичок.
– Серый, у твоего клиента сера из ушей будет лететь. Тут аппаратуры на полтора киловатта. Даем тебе на день.
Приехав на «Бермуды», пацаны подключили ящики.
– С чего начнем? – хищно спросил Серега.
– Для начала что-нибудь проверенное, старенькое. Выбирай – концерт Paranoid группы Black sabbat или Sex pistols, Godsmask, Marlin Manson, Ramshtain.
– Я тебе, блин, сейчас покажу «сменеку».
Петрович не знал, что его ждет – он только что лег спать.
В восемь пятнадцать небо расколол голос Оззи Озборна. Эффект превзошел все ожидания. Первой жертвой «Черной субботы» стала коза Милка, пасшаяся между «Бермудами» и кирпичным заводом номер три. От пережитого шока у нее пропало молоко. «Москвич» Петровича, наполовину торчавший из гаража, сорвался с домкрата и заехал внутрь. Отвалилось и упало перед входом пустое гнездо ласточек, гараж гудел и вибрировал. Со второго этажа посыпались разбитые оконные стекла. От мясокомбината поднялась стая – вороны навсегда улетели в сторону поселка Ладан.
