Но иностранец словно разгадал его мысли.
- Там... эта... как верно говорить... о-че-редь. Похраните, пожалуйста! Момент!
Вероятно, Данилкин и стоявший у его ног чемодан являли собой столь необычайное зрелище, что вышедший из-за угла постовой милиционер прямо-таки остолбенел.
Московская милиция делилась в то время на три характерные части. Первая - мужчины за пятьдесят, не подлежавшие отправке на фронт; вторая списанные из армии по ранению или контузии; третья и, пожалуй, наибольшая - молодые женщины. Постовой принадлежал к первой. В нем легко было распознать старого солдата. Вероятно, он участвовал еще в русско-японской войне.
Ветеран продолжил обход, а Савва Саввич переминался с ноги на ногу, постепенно приходя в бешенство.
"Вот и делай людям добро! Меценат! Теперь болтайся тут из-за тридцати копеек!"
Прошло десять минут, пятнадцать... Из проходной поодиночке и группами выходили рабочие: окончилась смена. И снова появился милиционер. На этот раз он был преисполнен решимости.
- Предъявите документы, гражданин.
Данилкин привычно полез в карман и обмер: бумажник исчез...
"Неужели забыл на столе? А может, дома?" - лихорадочно соображал он, ощупывая карманы.
- Та-а-к... Нет, значит, документиков? А в чемоданчике-то что?
Данилкин начал путано объяснять, что чемодан не его, а иностранца, ехавшего с ним в трамвае и сейчас разменивающего сторублевку.
Милиционер слушал с недоверием.
- Ишь ты, сто рублей! Стибрил чемоданчик-то, признавайся!
- Да как вы можете! - задохнулся Савва Саввич.
Из булочной вышел иностранец. Данилкин бросился к нему, схватил за рукав клетчатого пальто.
- Не совестно вам! Из-за тридцати копеек я потерял полчаса, да еще...
- Вы сумасшедший! - на чистейшем русском языке воскликнул иностранец. - Что вам от меня нужно, я вас впервые вижу!
- Пройдемте, гражданин, - сказал милиционер Данилкину.
На краю тротуара близ булочной сохранилась с дореволюционных времен чугунная тумба. Когда-то извозчики привязывали к ней лошадей. Савва Саввич обхватил одной рукой тумбу, а другой вцепился в иностранца.
- Пойду только вместе с ним!
- Я атташе посольства, - заявил человек в шотландке. - На меня распространяется дипломатический иммунитет. Согласно международному праву дипломата нельзя арестовывать.
Вокруг стали скапливаться люди, выходившие из проходной.
- А может, он и не дипломат вовсе, а шпион!
- Разобраться бы надо, - послышались возгласы.
- Пойдемте и вы, гражданин хороший. Видите, что получается, попросил милиционер. - Я в этом вашем... мунитете не смыслю. В отделении проверят и быстро вас отпустят. Стоит шуметь-то?
- Подчиняюсь насилию, - ледяным тоном проговорил дипломат.
За перегородкой в отделении милиции сидел лейтенант с подвязанной на черной косынке рукой.
- Так что, жулика пымал, товарищ начальник, - вытянувшись в струнку, доложил постовой. - Чемодан свистнул у кого-то и при задержании гражданину подсунуть хотел, да не на того нарвался. А документов при нем, при жулике-то, нету.
- Ваш паспорт, - обратился лейтенант к иностранцу. - О, дипломат... союзник... А чего вы со вторым фронтом тянете?
- Я могу быть свободен?
- Товарищ лейтенант, - взмолился Данилкин, - уверяю вас, чемодан его. Может, он действительно дипломат, но скорее всего, документы поддельные. Что понадобилось ему ночью на Бульварном кольце? Смотрите, не упустите диверсанта!
Лейтенант заколебался.
Две девушки в темно-синих беретах и серых гимнастерках, перетянутых ремнями, с любопытством прислушивались.
- Надо открыть чемодан, - предложила одна из них, - и посмотреть, что в нем.
- Ключа-то нет, - сказал лейтенант. - Взломать что ли?
- Рано взламывать, - возразила девушка-милиционер. - Если этот тип, она кивнула на Савву Саввича, - увел чемодан, то ключ остался у владельца. Тогда придется ломать. Но прежде, на всякий случай, надо обыскать гражданина дипломата...
Иностранец возмущенно вскочил.
- Я протестую! Вы ответите за нарушение дипломатической неприкосновенности!
Но тут взорвался лейтенант. Он тоже вскочил и ударил кулаком здоровой руки по столу.
- И отвечу. Терять мне нечего, дальше фронта не пошлют!
