– Послушай, – начал он тихо, низким и, как он надеялся, успокаивающим голосом. Собака села. Это уже неплохо, подумал господин Леман. – Я ведь понимаю, – сказал он, – тебе тоже нелегко живется. – Он порылся в карманах пальто в поисках чего-нибудь, чем можно было бы задобрить собаку, иногда, подумал он, помогает только взятка, и не обязательно еда, думал он, может быть, она хочет просто поиграть, владельцы таких собак всегда говорят, что их собаки просто хотят поиграть, может быть, найдется для нее какая-нибудь игрушка, но господин Леман не нашел ничего, кроме связки ключей и бутылки виски, потому что он не относился к людям, которые набивают карманы пальто всяким хламом, забывают о нем и таскают с собой годами, и теперь он впервые пожалел об этом. Собака слегка занервничала, и господин Леман перестал копаться в карманах. – Да ты не беспокойся, – сказал он собаке, – я просто хотел посмотреть, нет ли у меня чего-нибудь для тебя, твой хозяин ведь тоже тебя чем-то угощает, мальчик мой или девочка, боже мой, что за выражения, кто их только придумывает?
Казалось, что собаке это было безразлично; она резко подогнула тонкие передние лапы, и ее жирное тело хлопнулось на асфальт.
– Вот это правильно, приляг пока, – сказал господин Леман, для которого отход ко сну стал в последние годы любимым занятием, и осторожно, маленькими шажками стал отходить в сторону, не умолкая ни на секунду. – Я никогда не бужу спящих собак, – бубнил он, – спи, моя собачка, засыпай и так далее, я знаю, что такое усталость, уж я-то знаю, мне тоже нелегко живется, я тоже устал, а ты, засранка, ты устала еще больше… – Он постепенно продвигался в сторону. – Любая собака устанет, если будет тут бегать и пугать людей, бог знает зачем это собакам надо, так, теперь я уже почти на метр левее тебя, а теперь я сделаю крошечный шажок вперед, а ты давай спи крепче, один маленький шажок вперед, а потом еще один…
Собака некоторое время наблюдала за происходящим, а потом мощно и стремительно вскочила, чего господин Леман никак не ожидал от обладателя таких тощих и хилых лапок, и так агрессивно облаяла господина Лемана, что тот от страха по-настоящему рассвирепел.
– ЧЕРТ ПОДЕРИ! – закричал он во все горло. – ЗАБЕРИТЕ КТО-НИБУДЬ ЭТУ МЕРЗКУЮ СОБАКУ! ЗАБЕРИТЕ КТО-НИБУДЬ ЭТУ ПРОКЛЯТУЮ МЕРЗКУЮ СОБАКУ, БОЖЕ МОЙ, УРОДЫ ПРОКЛЯТЫЕ! А ТЫ ЗАТКНИСЬ! – зарычал он на собаку, которая в ответ действительно замолкла.
Господин Леман успокоился. Нужно собраться, подумал он, нельзя так нервничать.
– Разозлишься тут, – сказал он, будто извиняясь.
Собака снова села. Господин Леман чувствовал себя совершенно разбитым, после работы ноги у него болели, ему казалось, будто они налиты свинцом, и он присел на корточки, чтобы хоть как-то их разгрузить. Но это не особенно помогло, сидеть так оказалось еще неудобнее. Теперь уже все равно, подумал он, сяду прямо на асфальт. Он опрокинулся назад и сел по-турецки. Если меня кто-нибудь увидит, промелькнуло у него в голове, то примет за последнего бомжа.
Асфальт был холодным, и господин Леман быстро замерз. Сейчас самое холодное время суток, подумал он и подвернул под себя пальто. Под утро ужасный дубак, а днем будет жарко, думал он, уже совсем светло, наверняка уже чертовски поздно, думал господин Леман. Только теперь он заметил, как много птиц было вокруг: они сидели на деревьях, на кустах, на высокой ограде спортплощадки, на скамейках, которые располагались полукругом поблизости и на которых днем всегда сидели бомжи или пенсионеры либо и те и другие вместе; птицы даже не летают, подивился господин Леман, просто сидят и галдят, причем громко галдят, думал он. Вообще, как много в городе всякого зверья, подумал господин Леман, увидев две тени, промелькнувшие на газоне перед церковью, – ему показалось, что это были кролики.
– А почему ты не охотишься на кроликов? – спросил он собаку, которая развалилась на асфальте и положила голову между передними лапами.
Господин Леман вспомнил о не совсем легально приобретенной бутылке виски, вынул ее из кармана пальто, открутил крышку и сделал большой глоток, чтобы согреться.
