— Не дури, Сам, — сказал я. — Даже для троих погрузить эту штуковину — задача почти непосильная. Опусти автомат.
Она автомат не опустила.
— Где Джонни? — спросила она.
— Опусти автомат, Саманта. Если бы ты знала, как часто происходят несчастные случаи с этими допотопными автоматами, ты бы так себя не вела. Неужели тебя ничему в Хайфе не учили?
Она улыбнулась, поставила автомат на предохранитель и опустила дуло.
— Джонни знает, что вы здесь?
— Конечно, знает, — сказал я. — Это его пьеса, но ты своего в ней никогда не получишь.
— Может, и не получу, — сказала она, подойдя ко мне почти вплотную, — но в этой проклятой стране у меня есть кое-какие интересы, так что я попытаюсь. — Она помолчала. — Мы уже знаем, что бывает, когда даже и не пытаешься — шесть миллионов наших соотечественников погибли тихо и покорно, поэтому отныне евреи будут пытаться. Возможно, я далеко не продвинусь, но этот парнишка... — она ткнула красным ногтем в сторону водителя, — ...пойдет по моим стопам, а за ним много других.
— Ладно, — сказал я. Она была права. Иногда совершенно неважно, каковы шансы и есть ли они вообще.
— Много других, — повторила она.
Я кивнул.
Кожаное пальто военного покроя шло ей. Оно хорошо сочеталось с ее мальчишески вызывающим поведением и автоматом. Она оперлась локтем о грузовик и встала, игриво изогнув руку, будто держала не автомат, а фотоштатив.
— Почему вы мне не сказали, что связаны с этим делом?
— Как? По вашему телефону? — отпарировал я.
— Я видела сообщение в газетах. Мы были беспечны.
— Вот вы как это называете?
— Человек, живший внизу, видимо, и квартиру мою взломал.
— Вне всякого сомнения, — подтвердил я.
— Хайфа считает, что это сделали ваши люди.
Я пожал плечами и сделал знак пальцами, который у всех народов обозначает деньги.
— Какая часть из них в немецких марках? — спросил я.
— Все, — сказала она, — все в немецких марках.
— Хорошо, — сказал я. — Нам надо заплатить людям в морге за помощь. — Она все еще была настороже.
— Я дал ему один грамм амитала натрия. — Я махнул рукой в сторону гроба и медицинской сумки Валкана. — Он спокойно спит, кислородом мы не пользовались, но Джонни сказал, чтобы вы взяли с собой эту сумку и средства купирования. Дозу и время я написал прямо на лбу, так что если вы забудете предупредить других, с ним ничего не случится.
Она кивнула, опустила дуло автомата и попыталась сдвинуть гроб.
— Он не придет в сознание восемь часов с гарантией.
— Тяжелый, — сказала она.
— И последнее, прежде чем мы погрузим его на ваш грузовик. Деньги я хочу получить здесь. — Я вытянул руку точно так же, как в свое время это сделал Сток. Она пошла к кабине и из большой кожаной сумки вынула пачку новеньких стомарочных банкнот. Потом сказала:
— Вы понимаете, что мне ничто не мешает пристрелить вас и забрать Семицу. — Водитель вышел из-за грузовика. В руке он держал пистолет, он ни в кого не целился, а просто держал его.
— Теперь вы понимаете, почему Джонни не пришел сюда сам, — сказал я.
Ее лицо прояснилось.
— Конечно, — сказала она. — Я могла бы и сама об этом догадаться. Он настоящий «мистер Делай Ноги», этот Джонни Валкан. — Она неохотно отдала мне деньги. — Это вымогательство. Он не заслуживает такой суммы.
— То же самое говорили римские солдаты Иуде, — сказал я и положил деньги в карман. Мы принялись грузить гроб.
Какое-то время мне казалось, что мы не справимся, но в конце концов нам удалось поднять гроб на грузовик. Когда мы вдвинули его и закрыли задний борт (нам потребовалось на это три попытки), мы уже были не в состоянии даже говорить, мы стояли молча, вдыхая запах бензина. Я налил виски «Гленливет» в три припасенных Джонни пластмассовых стаканчика. Неожиданно меня стала бить дрожь. Горлышко бутылки застучало о стаканчик. Сам и водитель наблюдали за мной.
— Будем здоровы, — сказал я и вылил в себя дымящуюся солодовую жидкость.
Сам сказала:
— Вы наврали французским полицейским, что я работаю на немчуру.
— Да, — сознался я. — У меня такое вот необычное чувство юмора.
— Вы же знали, что я служу в израильской разведке.
— Ах, вот вы на кого работаете? — произнес я с издевательским удивлением.
