Престарелая матрона широко улыбнулась и в смущении убрала со лба непослушный завиток.
— Как ваша спина сегодня, миссис Мейнард? — спросил Хэллам.
— Думаю, что сегодня будет дождь, — сказала она.
— Наша миссис Мейнард никогда не ошибается, — сказал мне Хэллам с гордостью.
— Вот как? — сказал я. — Тогда ее место — на крыше министерства военно-воздушных сил.
Миссис Мейнард ухмыльнулась, взяла с подоконника три пустых чашки и блюдца и сказала Хэлламу:
— Вы мне должны двухнедельную плату за кофе, мистер Хэллам.
— Двухнедельную? — переспросил еще раз Хэллам, словно надеясь на отсрочку приговора.
— Да, сэр, — подтвердила миссис Мейнард, решительно кивнув. Он осторожно порылся в монетах, дал миссис Мейнард две полукроны и великодушно разрешил ей оставить сдачу себе.
— С вас еще один шиллинг, — сказала миссис Мейнард, — вы забыли о трех пачках печенья.
Хэллам отдал ей деньги, она ушла, а он еще долго смотрел на дверь почти в полной уверенности, что заплатил ей на прошлой неделе.
— Ради Бога, Хэллам, давайте займемся делом. Зачем мы так суетимся ради специалиста по инсектицидам?
— Не торопитесь, пожалуйста, — сказал Хэллам. — Правда ведь, удобное кресло? — Из кофейника дрезденского фарфора он разлил кофе по чашкам, которые не купишь по дешевке на Портобелло-роуд[23].
— Не настолько, чтобы сидеть здесь неделю ради пары простеньких вопросов.
— Печенье? — предложил он.
— Спасибо, не хочу, — сухо ответил я.
Хэллам сморщил нос.
— Ешьте, — сказал он, — шоколадное. — Когда Хэллам протянул руку, я заметил на его запястье золотые часы фирмы «Эйгер ле Кутр».
— Новые часы? — спросил я.
Хэллам погладил рукав над часами.
— Я долго копил деньги, чтобы купить их. Правда, красивые?
— Вы, Хэллам, человек, — я сделал паузу, внимательно глядя на него, — самого безупречного вкуса.
Его глаза сияли от удовольствия, пока он торопливо перебирал бумаги на столе. Он сказал:
— Я, право, совсем не знаю, могу ли говорить вам такие вещи — они секретные. — Вот такое было чувство юмора у Хэллама. Я кивнул и улыбнулся. — Вы знаете, этот Семица специалист по ферментам. Это вас не удивляет?
— Нет, — сказал я. — Продолжайте.
Хэллам сцепил за головой руки и закачался на своем вращающемся кресле. Когда на его лицо падал свет, я видел, что замысел природы был и не так уж дурен, как его воплощение. А теперь его желтоватая от падающего света кожа висела на скулах, словно тент палатки без растяжек.
— Вы знаете, что такое ДДТ? — спросил Хэллам.
— Просветите.
— Это одно из веществ группы, которую мы называем хлорсодержащими гидроуглеродами. Они накапливаются в почве. И в жировых тканях человека тоже. В жировых тканях вашего тела сейчас скорее всего содержится одна двадцатая грамма ДДТ.
— А это плохо?
— Может, и плохо, — сказал Хэллам, — но у многих американцев его в пять раз больше. Честно говоря, кое-кто из наших людей обеспокоен. Как бы то ни было, другая группа веществ, с которой много работал Семица, называется органофосфорными соединениями. Они в почве не накапливаются, а быстро разлагаются.
— Это хорошо, — сказал я.
— Да, — сказал Хэллам. Отпив глоток кофе, он поставил чашку на блюдце так, словно пытался посадить поврежденный вертолет.
— А как все это связано с ферментами? — спросил я.
— Хороший вопрос, — сказал Хэллам. — Это важная штука. Дело в том, что два вещества из последней группы — парафион и малафион — действуют, подавляя производство фермента, который называется холинестераза. Это и убивает насекомое. Громадное преимущество парафиона и малафиона перед ДДТ состоит в том, что до настоящего времени насекомые не смогли выработать противоядия против них, как они это сделали с ДДТ. — Он отпил глоток кофе.
— И это важно?
— Очень важно, — сказал Хэллам. — Исследования Семицы с первого взгляда не очень впечатляют, но сельское хозяйство является краеугольным камнем нашей островной культуры. — Он улыбнулся надменной фарфоровой улыбкой. — Изумрудный остров и все такое прочее. — Он бросил в рот кусочек сахара.
— Так вы для этого меня позвали? — спросил я.
— Ни в коей мере, дорогой мой. Вы сами подняли этот вопрос. — Он с хрустом разгрыз сахар.
