Берлинская жара - страница 128

— Трудно, Ванин, очень трудно. Не верю я твоему Баварцу. По всему, Меркулов прав… Всё сделанное Рихтером за последние месяцы считаю спорным. Донесения группы не могут быть приняты… — Он помолчал и спросил: — Что скажешь?

Ванин слегка пригнул голову, словно бык перед атакой. В лице обозначилась твердость.

— Вы знаете, Лаврентий Павлович, скорее всего у них больше нет связи, — сказал он глухо. — Скорее всего радистка, Елизавета Синичкина, погибла. Возможно, погиб кто-то еще, мы не знаем. Она сообщила: мы погибаем. Мы, а не я… Я хочу сказать только одно: они там работают в очень трудных условиях. И единственное… главное, что держит их на плаву, что дает сил им бороться… это наше доверие.

— Только не надо говорить мне про трудности, — резко оборвал его Берия. — Горящему в танке танкисту или мальчишке, который двое суток штампует детали в холодном цеху, им тоже очень трудно. Теперь всем очень трудно. А если ты разведчик, то с тебя еще и спрос особый. Меркулов подал официальный рапорт, и я его принял. Точка.

— И все-таки. Я собрал экспертные заключения по всем аспектам их донесений. Ни у моей команды, ни у сторонних специалистов не возникло такого подозрения. Я работаю с Рихтером с тридцать девятого года, с самого начала. Обнулить его работу…

— Хватит! — вновь оборвал его Берия, грузинский акцент стал особенно отчетлив. — Хватит, Ванин. Я не для того здесь с тобой остался один на один, чтобы лирическим воспоминаниям, понимаешь, предаваться. У каждого разведчика должен быть свой провал. Такая профессия. — Берия остановил на нем взгляд, заставивший Ванина поежиться.

— Слушаюсь, товарищ нарком.

Берия поднялся, обошел стол и, взглянув на мокрого от пота Ванина, спросил:

— Открыть окно?

Тот энергично кивнул. Берия откинул фрамугу и сел напротив.

— Эх, не знаете вы, что такое субтропики. В Грузии вот такой жары и не чувствуешь, чепуха, потому что погода меняется постоянно. Там люди папаху носят, чоху из овечьей шерсти. И жары не ощущают совсем. — Он опять замолк. Рука с зажатым в ней карандашом нервно рисовала что-то на листе писчей бумаги. После долгой паузы Берия сказал:

— Вот что, Павел, я с тобой не спорить, я договориться хочу. Курчатов жалуется, что отсутствие экспериментальной базы не позволяет им даже проверить достоверность полученной из-за рубежа разведывательной информации. А кто должен сделать эту базу? Правильно. Советское государство. Но сейчас, когда мы вот-вот перейдем в контрнаступление на всех фронтах… это трудно. Мы-то с тобой отлично понимаем: в нужных условиях лавинный процесс будет развиваться и закончится взрывом исключительной силы. И немцы вплотную подошли к этому решению. — Он отбросил карандаш. — Потому давай-ка оставим за скобками наши разногласия. Пока. И сделаем так. — Берия придвинулся к Ванину поближе. — Мы не станем говорить верховному о наших сомнениях. Опираясь на донесение Рихтера, мы скажем ему главное: люди из аппарата Гиммлера готовы сдавать секреты урановой программы англичанам в обмен на переговоры об односторонней капитуляции, а англичане готовы с ними работать. Будем пока считать, что Рихтеру можно верить. Но верить все же не будем. А вот убедить верховного в необходимости срочно помочь Курчатову — это мы с тобой постараемся сделать… А, бригадир? На свой страх и риск. Знаешь, как французы говорят: на войне как на войне.

— Знаю, товарищ нарком.

— Договорились?

— Так точно.

— Вот и ладно. — Берия встал. Вскочил и Ванин. — А про взрыв в Белоруссии забудь. Ерунда это. Не будет никакого взрыва. Больше никто, ни один источник, не упоминает об этом взрыве. Обманули их. — Берия махнул рукой, натужно втянул и выдохнул воздух через нос. — На всякий случай поставь в известность Разведуправление Генштаба. Пусть понаблюдают. В сентябре, говоришь?..

Он опять снял пенсне, дыхнул на стекла и стал протирать их носовым платком.

— Не переживай, Павел. Времени нет. С разведкой всякое бывает. Сам понимаешь.

В Москве шел дождь, теплый августовский дождь. Ветер мотал косые струи воды из стороны в сторону, словно пьяный дворник, метущий улицы растрепанной метлой. Редкие прохожие пробегали, прикрывшись кто газетой, кто сумкой, кто — натянув на голову пиджак или кофту. Лужи покрылись плавающими по ним пузырями, что предвещало жаркую погоду.