Только что я вернулся из штаба генерала Н. Д. Козина, соединение которого одним из первых ворвалось на столичные улицы. Противник не выдерживает. Вот выкинут белый флаг — шестьсот солдат, из них большинство фельксштурмисты, сдались в плен.
Оперативник указывает нам маршруты, и мы, охваченные общей волной этого невиданного подъема в войсках, устремляемся к линии боя.
Все пригороды заполнены народом.
По улице проносится колонна автомашин, привозивших на огневые позиции снаряды. На головной машине транспарант: «Мы побывали в Берлине!» Все приветствуют эту колонну. Вскоре мы встречаем людей, час, полчаса, несколько минут назад дравшихся на улицах Берлина. Вот попадаем на полковой пункт медицинской помощи. Бой идет рядом, в соседних кварталах. Там наши бойцы уничтожают немецкую оборону, Раненых все расспрашивают:
— Ну, как дела? Далеко еще до рейхстага?
Лейтенант Андрей Малышко, раненный пулей, рассказывает:
— Будем и в рейхстаге, и в гитлеровской канцелярии. Уже не так далеко осталось. Моя вторая рота из первого батальона дерется геройски. Да что говорить, сами понимаете-Берлин! На перекрестке улиц немцы соорудили баррикады и стали поливать наших из пулеметов. Бились мы около часа. Ничего не выходит. Смотрю, за углом стоит наша пушечка, сорока-пятимиллиметровая. Бьет по одному дому. Я эту пушечку повернул на баррикады и под ее огнем поднял бойцов в атаку. Пробились мы за баррикады, сбили немцев, ворвались в дома, завязали рукопашную. Ну, вот, из соседнего дома через окно меня ранило пулей. Я еще около часа руководил боем, а потом ослаб, крови много потерял. А мои орлы дерутся!
Я беседовал с танкистами, саперами, связистами — с людьми, которые штурмуют столицу фашистской Германии. У всех на лицах была радость.
Боец несет какое-то знамя. Я спрашиваю:
— Где взял?
— На заводе, — отвечает он.
Подполковник — видимо, из оперативного отдела армии — просит солдата:
— Разрешите, я увезу это знамя в штаб.
Боец возражает:
Нет, уж пусть сам командир нашего полка доставит его куда положено. Наш полк взял этот завод, наше и знамя. Не всякому полку, даже из нашей армии, доведется побывать в Берлине. Так что уж извините!
Около часа я стоял на тротуаре берлинской улицы, наблюдая все, что происходило перед глазами. По мостовой на больших скоростях неслись тяжелые советские танки, облепленные десантниками — автоматчиками. Стоявшие здесь люди приветствовали колонну криками восторга. Автоматчики, сидевшие на танках, махали им руками.
В небе над нашими головами непрерывно проносились штурмовики и шумные, быстрые, верткие истребители. Из ближайших садов и огородов била по центру Берлина артиллерия. Я посмотрел на группки мирных немцев. Лица их выражали растерянность и недоумение. Один из них, пожилой, не выдержал и сказал:
— Откуда у вас такая сила? Ведь нас уверяли, что русские разбиты еще под Москвой и на Волге, что наступают они на последнем дыхании…
Величественна картина боев на улицах Берлина! Разве это забудешь!
23 апреля 1945 года.
Заветная мечта осуществилась
В холодной ли землянке у озера Ильмень, в степи ли под Сталинградом, в просторах ли украинских полей или в палатках на белорусской земле — где бы мы ни встречали воина Красной Армии, какой бы разговор с ним ни заводили, он неизменно вставлял примерно такое:
— А знаете, о чем я часто думаю? О Берлине. Дойду я до него? Должен дойти. Если солдатская судьба не доведет меня туда, то друзья-то мои, земляки, непременно там будут, Вот бы привет домой передать — да прямо из Берлина!
И вот сегодня на задымленной улице я встретил одного старшего сержанта. Кожаный шлем закрывал его волосы, уши, подбородок.
— Вы танкист?
— Нет, я командир самоходного орудия Киселев, Николай Афанасьевич. Понимаете, немного до центра не дошел. Пуля попала в руку. Спешу на перевязку, а то крови много потеряю. Перевяжусь, и опять в машину. Рана пустяковая. Из-за нее время терять не стану. Бой-то какой идет! В Берлине! Мать моя узнает, ух! Голова кружится. Ее сын, Николай — и в Берлине!
Мне казалось, что он сейчас готов кого-нибудь схватить, меня или другого, обнять, расцеловать- отвести свою душу. Я спросил:
