Берлин расположен на 52°31′ северной широты и 13°25′ восточной долготы. В городе 20 вокзалов для поездов дальнего следования, 121 вокзал пригородного сообщения, 27 станций окружной железной дороги, 14 — городской железной дороги, 7 сортировочных станций; городской транспорт: трамвай, автобусы, надземная железная дорога и метрополитен. Второго такого города не найти. Впрочем, жители Вены полагают, что лучше их города нет ничего на свете.
"Заветная мечта женщины в трех словах! Представьте себе, одна нью-йоркская фирма рекламирует новое косметическое средство, придающее желтоватой сетчатой оболочке чистый голубой оттенок, который бывает только в молодости. Тюбик нашей пасты, — и ваши глаза приобретут любой оттенок". "Новинка! К чему тратить так много денег на чистку меховых вещей…"
Франц-Карл гуляет по городу. В Берлине человеку легко поправить здоровье, было бы только у него сердце здоровое.
Первым долгом — на Алекс. Вот он — тут как тут. Впрочем, ничего нового здесь не увидишь; всю зиму стояли такие холода, что почти не пришлось работать, и все осталось так, как было. Только большой копер стоит теперь близ Георгенкирхплац, там убирают строительный мусор, оставшийся от снесенного универмага Гана. Смотри-ка, рельсы уложили — наверное, здесь новый вокзал будет. А вообще жизнь кипит на Алексе, но главное, что он остался на месте! Публика снует туда, сюда, грязь невообразимая, потому что берлинский магистрат — учреждение благородное, гуманное, не хочет людей утруждать. Снег, он и сам растает, и помаленьку весь превратится в грязь. Чтоб никто до него не смел дотрагиваться! А когда проезжает машина — беги в ближайший подъезд, иначе рискуешь получить в физиономию бесплатно заряд грязи, а потом тебя же еще, пожалуй, привлекут к ответственности за расхищение городского имущества. Так, ну что еще здесь изменилось? Ага, "Мокка-фикс" закрыли! На углу открылось теперь новое заведение "Мексико" — мировая сенсация; зал оформлен под индейский блокгауз, а в окно можно полюбоваться кухней; шеф-повар колдует у плиты, жарит что-то на решетке. Вокруг Александровских казарм поставили глухой забор, почем знать, что там делается, в нижнем этаже перестраивают помещения под магазины. Трамваи набиты до отказа, все едут по делам, проезд по-прежнему стоит двадцать пфеннигов, но если не жалко, платите хоть тридцать, а то купите себе "форд" — еще удобней! Надземная дорога тоже работает прекрасно, там нет первого и второго классов, а есть только третий, и все сидят рядышком, но чаще приходится стоять. Соскакивать на ходу строго воспрещается, за нарушение штраф до 150 марок; да мы и так не будем прыгать, а то еще током убьет! "Блестят, как солнце, сапоги. Употребляйте крем "Эги"! Не задерживайтесь при входе и выходе — проходите на середину вагона.
Все это очень хорошие вещи — с их помощью можно человека в два счета поставить на ноги. Если он немного ослаб, не беда — было бы у него сердце здоровое! Не задерживайтесь при входе… Ну что ж, Франц-Карл Биберкопф здоров, всем бы быть такими здоровыми, как он. Разве стоило бы рассказывать про человека такую длинную историю, если б он едва держался на ногах? Однажды, когда какой-то букинист стоял с товаром на улице под проливным дождем и проклинал свои плохие дела, к его тележке подошел поэт и писатель Цезарь Флайшлен, спокойно выслушал ругань, а затем, похлопав его по мокрому плечу, сказал: "Брось ругаться! Зажги солнце в сердце своем!" И, утешив его таким образом, скрылся из виду. Впоследствии это послужило Флайшлену поводом для его известной поэмы о солнце. Подобное солнце, правда несколько иного свойства, горит и в сердце Франца Биберкопфа, а если добавить к этому рюмку водки да положить побольше мальц-экстракта в суп, то глядишь — скоро опять будешь в форме.
"Настоящим честь имею предложить вам долю в бочке превосходного белого вина марки Трабенер Вюрцгартен урожая 1925 года по исключительно сходной цене — 90 марок за пятьдесят бутылок, включая упаковку, без доставки, или по 1 марке 60 пфеннигов за бутылку, без посуды и ящика. В последнем случае тара принимается обратно по цене накладной". "Диодил — лучшее средство при артериосклерозе!" У Биберкопфа нет артериосклероза, он чувствует лишь некоторую слабость; не мудрено: он так постился в Бухе, что чуть не умер от голода. Тут просто время требуется. Врачи Францу сейчас ни к чему, а Ева все гонит его к гипнотизеру, который ей самой когда-то помог.
